Он вошел в огромный, темный вестибюль который освещался только через большой, но заросший грязью стеклянный купол на потолке; здесь, наверное, всегда царил полумрак, даже в полдень. Мастера граффити и тут потрудились на славу.
В темноте он разглядел длинный, кое-где сломанный прилавок, за которым располагались двери и шкафы с многочисленными небольшими отделениями, как соты. Только пчел в них не было. Зато были голуби. Голуби
— Вот дерьмо, — сказал он.
— Ругательства Не Поощряются, Мистер Губфиг, — раздался позади него голос мистера Помпы.
— Да почему же? Это слово тут повсюду на стенах написано! Да и вообще, это было не ругательство, а
— Двадцать лет назад, Почтмейстер!
Мокрист огляделся.
— Кто это сказал?
Голос шел, казалось, со всех сторон разом.
Затем раздался звук шаркающих шагов, постукивание трости, и перед ним в сером, мертвом, пыльном воздухе возникла фигура сгорбленного старика.
— Грош18, сэр, — прохрипел он, — младший Почтальон Грош, сэр. К вашим услугам, сэр. Одно ваше слово, сэр, и я
Фигура зашлась долгим хриплым кашлем, по звуку было похоже, что кто-то колотит по стене мешком с булыжниками. Мокрист разглядел, что лицо старика украшает борода, колючая борода той разновидности, что создает впечатление, будто ее обладателя застали с недоеденным ежом в зубах.
—
— Увы, сэр. А все потому, что никто из начальства не задержался здесь достаточно надолго, чтобы повысить меня в звании. Я давно уже должен был стать Старшим Почтальоном Грошем, сэр, — добавил он многозначительно, и снова зашелся вулканическим приступом кашля.
— И вы здесь работаете, да?
— Да, сэр, мы работаем, сэр. Я и мальчишка, вот все что осталось. Он смышленый малец, сэр. Мы тут чистоту и порядок поддерживаем, сэр. Все строго по Правилам.
Мокрист продолжал с удивлением его разглядывать. Мистер Грош носил парик. Может и есть на свете мужчина, которому идет парик, но кто бы он ни был, это был совершенно определенно не мистер Грош. Парик был каштанового цвета, неподходящей формы, неподходящего размера, неподходящего стиля и вообще весь в целом совершенно неподходящий.
— А, я вижу, вам понравилась моя шевелюра, сэр, — сказал Грош не без гордости, а его парик медленно колыхнулся у него на голове, — собственные волосы, знаете ли, не то что сливы какие-нибудь.
— Э… сливы? — переспросил Мокрист.
— О, извините, сэр. Это сленг, не надо было мне так говорить. Сливы — ну, как в «сливовом сиропе», сэр. Это Дурнелловский19 сленг такой20. «Сливовый сироп» значит «парик». «Немного людей его возраста сохранили свои собственные волосы», — вот о чем вы, наверное, думаете. А все потому, что я виду чистую жизнь, и снаружи чистую, и внутри.
Мокрист вдохнул зловонный воздух и снова посмотрел на тянущиеся вдаль курганы гуано.
— Ну и молодец, — пробормотал он, — Кстати, мистер Грош, у меня тут есть кабинет? Или что-нибудь в этом роде?
На какую-то секунду часть лица мистера Гроша, не скрытая клочковатой бородой, приобрела выражение, как на морде у кролика попавшего в свет фар.
— О да, сэр,
Мокрист подавил желание громко расхохотаться.
— Отлично, — сказал он и повернулся к голему, — э… мистер Помпа?
— Да, Мистер Губфиг?
— Вам дозволено оказывать мне помощь, или вы просто будете болтаться поблизости, до тех пор, пока не придет время шарахнуть меня по голове?
— Нет Нужды В Язвительных Комментариях, Сэр. Мне Разрешается Оказывать Вам Посильную Помощь.
— Так значит вы могли бы разгрести тут голубиное дерьмо и немного протереть окна, чтобы стало посветлее?
— Разумеется, Мистер Губфиг.
— Ты
— Големы Никогда Не Отлынифают От Работы, Мистер Губфиг. Пойду Искать Лопату.
Мистер Помпа направился к прилавку, чем, кажется, вызвал приступ паники у бородатого Младшего Почтальона.
— Нет! — пискнул он, ковыляя вслед за големом, — это очень неудачная идея, трогать все эти кучи помета!
— Что, и от этого полы провалятся? — весело спросил Мокрист.
Грош перевел взгляд с Мокриста на голема, потом обратно. Его рот беззвучно открывался и закрывался, пока мозг безуспешно искал слова. Затем он вздохнул.