Опоенные смертью

Да, он отдавал себе отчет, что он влюблен, он понимал, что это безнадежно, и контролировал себя. Но кровь, прихлынувшая к голове, от чего его лицо мгновенно покраснело, и все закружилось вдруг перед глазами, кровь вскипела безнадежной страстью. Нет, - это состояние уже не поддавалось воле. Что толку быть неуязвимым, когда так тянет вдруг открыться, распахнуть все сердце душу, переполненные одиночеством!.. Друид закрыл дверь поплотнее. Ушел на кухню и сел переводить с английского присланную ему друзьями из Америки книгу Виктора Санчеса: "Сознание неизбежной смерти снабжает необходимой отрешенностью: осознающий, ни за что не цепляется, ни от чего не отрекается..." И попробовал осознать свою смерть грядущую когда-нибудь...

- Эй! Идите чай пить - постучал в дверь, решившись, все же нарушить их идиллию.

Ему никто не ответил. Он приоткрыл дверь и заглянул. Они спали на его тахте. Из-под пледа высовывалась её обнаженная нога. Он вошел, по пути к тахте поднимая их сброшенные одежды. Фома спал у неё на груди. Она и во сне прикасалась губами к его затылку. Такой идиллии Друид не ожидал.

Коленки его дрогнули, но взгляд как будто приковало к их спящим лицам. Он никогда не видел таким красивым, обычно изнеможенное служением порокам, лицо своего друга...

И плавно вальсировал фонарный свет улицы, бросая желтые блики на пииту.

ГЛАВА 20.

Алина прекрасно понимала, что в нормальной жизни, в той жизни, в которой она жила, у неё никогда не могло бы возникнуть романа с таким человеком, как Фома. "Он алкоголик - вообще не мужчина, у него дурные манеры дворового короля. У него ленивое сознание моргинала требующее фарса". - Отмечала она про себя, но что было странно - это совсем не мешало любить его тихо и нежно, не прикасаясь. Пусть не как мужчину, а как живое, весьма забавное своей внутренней жизнью нечто. Даже его мрачные похмелья по утрам она наблюдала спокойно. Спокойствием человека, у которого все в прошлом, все настоящем, а будущего нет.

Воспринимала его, не противясь судьбе, с тайной благодарностью за его привязанность. Так радуются осенью последним солнечным денькам. Нежность... нежность да и только, испытывала она при взгляде на Фому, - Нежность.

У нас усиленный режим. Насильники, убийцы, киллеры... ограбления... Не забывайтесь, - предупредил подполковник, и тут же вызвал осужденного Петрова, - Проводи журналистов в художку.

Они пошли по безлюдному плацу, мимо бараков из красного кирпича. Обогнули один, второй и спустились в теплый подвал. Двое молодых людей, возраст их из-за тотальной обритости и серого, чисто зоновского, налета на лицах, определить было трудно - ясно, что было им больше восемнадцати и меньше тридцати. Они лениво развернули перед ними рулон из стенгазет. Но это не особо волновало Алину и Фому. Режимник, сегодня узнавший, что им нужно, воскликнул - пришли бы пораньше, я только что отправил в топку такие их художества!..

- А что-нибудь рисуете просто так, для себя, для души.

Самый угрюмый зло хмыкнул - Какая душа?!.. Сожгут все одно.

- Но все-таки, хотя бы на заказ... Вот ножички вы маленькие делаете выкидные...

- Так то ж - мастырки, - отозвался тот, что помоложе.

- ... а ручки к ним из оргстекла вы украшаете русалками, ангелочками, прочим... даже красиво. Когда мне показали в управлении, я удивилась. А есть к ним эскизы?.. Хоть что-то... То, что вы рисуете, когда думаете.

- Так то ж не картины - тетрадные листы.

И он достал с верхних полок пачку замусоленных тетрадных листов.

- Боже мой! - воскликнула Алина, впервые искренне удивившись - Так у тебя же рука настоящего Дюрера! Что ты здесь делаешь?! Ты где учился?!

- Та негде.

- Но ты, наверное, видел подобную графику, брал в библиотеках альбомы?..

- Та нет. Я сам не знаю, как я рисую. Та получается во - так.

- Послушай, ты откуда свалился?

- Та сельский я.

- Он из художеств видел только плакаты. Висели в сельсовете стенды.

Алина знала, что спрашивать в лоб - за что сидишь? - нельзя. За это можно и убить, но пользуясь простительной женской наивностью, спросила: Ты за что сидишь?!

- Та... за изнасилование, - ответил парень и покраснел.

Ошарашенная таким ответом она отпрянула от него, первичное чувство восторга к его таланту, смешалось с чувством отвращения, и на пике эмоций она выкрикнула: - Идиот! Да развей ты свой талант - все девки были бы твои!

Не позволяют в зонах так обзывать друг друга, глаза парня чуть замутились.

- Вот это комплимент! - похлопал его по плечу видимо более образованный напарник.

От перенапряжения у Алины проступили слезы на глазах - она держала в руках пачку тончайшей графики, достойной обладателя диплома, как минимум, какой-нибудь из лучших европейских академий прошлых веков. В одну секунду беспрекословно теория переселения душ вошла в нее. Иначе объяснить явления такого самородка она бы не смогла.

- А слышал ты когда-нибудь о таком художнике, как Дюрер?

- Не-ка.

- А Доре?