Опоенные смертью

Она вошла в эту небольшую обшарпанную комнату, села на импровизированную под диван лежанку. Напротив сидел толстый мужчина с проплешиной на темечке, казалось, он не заметил её, даже не кивнул, приветствуя, продолжая разбирать запутанные провода.

— Меня вообще-то зовут Алина, — совершенно растерянно сказала она, — Я вообще-то пришла брать интервью.

Бритоголовый забавно усмехнулся и представился:

— Алексей.

Толстяк, как бы не отвлекаясь от своего занятия, молча налил ей в чистый, но потемневший от крепкой постоянной заварки, стакан чаю.

И пока Алина рассуждала — настолько чист предложенный стакан, чтобы решиться пить из него, никого не оскорбляя своей брезгливостью, не рискует ли она заразиться какой-нибудь заразой — "пить иль не пить, вот в чем вопрос", — зависло у неё в голове, Алексей, застыв в дверном проеме, молча разглядывая её, и вдруг спросил:

— Ну, чего, Альк, хочешь повыть в микрофон?

— Хочу, — кивнула она, совершенно не обидевшись на такое панибратское обращение мало знакомого человека.

— А! Ты уже здесь — влетела Ирэн в студию, — А я уже волноваться начала, как бы что с тобой не произошло! Вы представляете, Алексей, час назад эта женщина стояла под дулом автомата и хоть бы хны!

— Да, — словно вглядываясь во внутрь себя и с трудом вспоминая, что же это было и было ли вообще, кивнула Алина. — Это живая метафора. Меня не пускали сюда, кажется, они были мафией, или нет, чеченцами, но похожие на итальянцев… только автомат держал русский… Это как раз самое больное в этом моменте. А с остальным можно справиться. Меня не пускали сюда, а мне стало смешно, и я прошла сквозь заслон, словно сквозь стену судьбы. Вот и все. Сколько раз уже приходилось переступать через возможную смерть…

— Смерть? — Алексей посмотрел на неё внимательно, и тут она увидела, что не только нос, — все лицо его испещрено шрамами. А нос его вообще… Она совсем забыла про нос, но нос его лишенный выпуклости ноздрей весь кончик носа — сплошной шрам. "Так не режут в драке, это не ожог, господи, господи, что же это?.." И жалость, томительным ядом зародившись в сердце, разлилась по телу.

— …Смерть, — продолжал Алексей, — А знаешь ли ты что такое постоянное чувство присутствия собственной смерти?

— Знаю, — тихо кивнула она, неотрывно глядя ему в глаза.

— Пойдем, повоешь.

— А что мы будем выть, Алеш?

— А мантры. Ты будешь просто подвывать, а я со словами. Пойдем с нами, кивнул он Ирэн.

— Только и слышу мантры, мантры, а что это такое? — простодушно спросила Ирэн.

— Буддистские молитвы. Но главное в них не слова, а вибрация звука настраивающая на определенную волну. Ну, начали! — он протянул ей микрофон. И ударил по огромному барабану. Глухой величавый звук сотряс тьму подвала.

Алексей завыл, подчиняясь мягкому эху своих экзотических ударных инструментов, завыл невероятно низким, глубинно вибрирующим голосом. Ирэн подтянула певично-постановочным. Алина, никогда не обнаруживавшая до этого в себе певческого таланта, сначала пыталась подделаться под него, потом под нее, потом поняла, что вой её не будет иметь и никакого значения перекрываемый их разноголосицей и завыла просто так, от души, лишь повторяя остатки непонятных слов, пропеваемых Алексеем.

Она мгновенно вся ушла в это непонятное действие, из-под прикрытых ресниц с тайным изумлением наблюдая — насколько серьезен Алексей во время своего пения. И в тоже время, обозревая словно внутренним оком, как бы видя всех сразу, со стороны, она чувствовала, как её раздирает хохот. "Бред! Бред!" — вопил, хохоча её внутренний голос, и тут же перекрывал серьезный, — "А что не бред вообще в этом мире? Может быть именно это…"

— У меня, кажется, не в дугу, — скромно потупив глаза, сказала она Алексею, когда они окончили петь.

— Ничего. Ты выла, как настоящая ведьма, а тут немного не о том. Это молитва поклонения богине земли. Поконкретнее надо было. Вот так Алька, видишь, какую штучку я произвожу?

— Да-а. А вообще-то я пришла брать у тебя интервью.

— А интервью я не даю.

— А что же мне делать? Как жить-то теперь? — она протянула поближе к нему диктофон.

— Что говорить? Слова, которые будут приемлемы всеми, поскольку узнаваемы?

— Не знаю, — сдалась окончательно Алина, — Но мне кажется, что ты можешь сказать что-то особенное… кругом столько слов, столько информации, как кто-то определил сегодня — просто потоп!

— Любая ценная информация на сегодняшний день не может быть популярной. Если она популярна, то есть народ интересуется ею, то значит, она не достойна называться откровением. Мы трансформируем действительно вещи в себе. Когда-нибудь, кто-нибудь возьмет их на вооружение и с народом что-то произойдет. На сегодняшний день в мире, на планете эти вещи не могут практиковаться. И если они появляются, они вырастают не из потока жизни, а приносятся извне не в то место, не в то время.