Опороченная Лукреция

Александр всегда был оптимистом – вот и сейчас не представлял, что Чезаре может подвести отца. Но некоторые сомнения все-таки не давали ему покоя. Что если неаполитанский король откажется выдать дочь за его сына; что если они передоверились лукавому Луи; что если все короли Европы ополчатся на ублюдка Борджа, вздумавшего жениться на принцессе королевской крови? Ничего! Ничего страшного! Чезаре все равно вернется с победой, говорил себе Александр и улыбался сквозь слезы. Сверкавшая в солнечных лучах фигура уезжающего сына казалась Папе воплощением его самого, Родриго Борджа, каким он был сорок лет назад.

С отъездом Чезаре во дворце Санта Мария дель Портико воцарился мир, и молодая чета предалась наслаждениям супружеской жизни. Альфонсо уже не помнил своих прежних страхов – возможно ли было возвращаться к ним, когда Папа во всем старался угодить ему, а Лукреция больше всех на свете любила мужа?

Все говорили о перемене в характере Лукреции. Она почти каждый день выезжала на охоту вместе с Альфонсо, по вечерам устраивала танцы и пышные застолья, которые доставляли столько удовольствия ее супругу, – постоянным участником всех этих развлечений был и Папа. Альфонсо не переставал удивляться его обходительности и благодушию, а тот пользовался любым удобным случаем, чтобы показать, какие теплые чувства питает к человеку, подарившему счастье его дочери.

Лукреция становилась законодательницей моды; женщины не только носили золотистые парики, имитировавшие ее волосы, но и копировали наряды, подражали манере одеваться. А сама она по-детски радовалась, проводя целые часы в римских галантерейных лавочках, а потом объясняя портным, как нужно кроить купленные ткани. Ее видели то в зеленом, то в синем и розовом, то в черном и белом – и все платья подчеркивали красоту юной Борджа, превосходно шли ее матовой коже и бледно-голубым глазам.

Лукреция не уставала веселиться и радоваться жизни. Она как будто почувствовала прилив новых сил. Вопреки всем ожиданиям ее вновь переполняло счастье. По многу дней подряд она даже не вспоминала о Педро Кальдесе, а когда вспоминала, то говорила себе, что их любовь была всего лишь минутной прихотью, которая все равно не выдержала бы таких суровых испытаний. Ее отец оказался прав – как всегда. Она могла выйти замуж только за благородного мужчину. За такого, как ее Альфонсо.

Эти безмятежные дни летели быстро. В декабре Лукреция узнала, что у нее будет ребенок. Вот когда она по-настоящему ликовала – и молилась о том, чтобы ее блаженство всегда было таким же совершенным.

Альфонсо трогательно заботился о ней. Она должна почаще отдыхать, говорил он. Ей нельзя забывать о том бесценном бремени, которое она носит.

– Дорогой мой, у нас еще есть немного времени, – пробовала возразить она.

– У нас появилось величайшее сокровище, и мы должны с самого начала оберегать его, – настаивал он.

Как-то раз они лежали в постели и гадали о том, кто у них родится – девочка или мальчик. Обоим хотелось мальчика.

– Ну конечно, у нас будет мальчик, – нежно поцеловав ее, сказал Альфонсо. – Кто же еще может родиться от счастливейшего брака на земле? Но если будет девочка и если она будет похожа на свою мать, то я все равно буду благодарен ей.

Потом они занимались любовью, а еще позже говорили о тех многих достоинствах, которые нашли друг в друге, и как счастливы были жить вдвоем.

– Как-нибудь я отвезу тебя в Неаполь, – сказал Альфонсо. – Ты ведь не против побыть вдали от Рима?

– Со мной будешь ты, – вздохнула Лукреция, – и там будет мой дом. Но…

Он ласково прикоснулся к ее щеке.

– Тебе не хочется надолго покидать твоего отца, – догадался он.

– Мы будем часто приезжать к нему. Может быть, и он навестит нас.

– Как любишь ты его! Порой мне кажется, что тебе он дороже всех на свете.

Лукреция ответила:

– Больше всех на свете я люблю тебя, моего супруга. А к отцу питаю другие чувства. Почитаю – как, может быть, почитают Бога. Он всегда был со мной, добрый и мудрый.

Ах, Альфонсо, знал бы ты, сколько душевной щедрости он подарил мне! Нет, его я люблю не так, как тебя… ты – часть меня… с тобой мне хорошо и спокойно. И ты превосходный любовник. Но он… он – наш святой отец, а я – его дочь. Пожалуйста, не сравнивай мою любовь к тебе и к нему. Позволь мне быть счастливой – с тобой и с ним.

Альфонсо внезапно вспомнился саркастический смех Чезаре. Он даже вздрогнул – от зловещего предчувствия, что тень этого человека будет всю жизнь преследовать его, омрачая самые счастливые моменты, оскверняя его чистую любовь.

Но он ни словом ни упомянул о Чезаре.

Как и Лукреция, Альфонсо хотел наслаждаться их сегодняшним счастьем. Не заглядывать слишком далеко в будущее. Какой смысл задумываться над завтрашним днем, когда нынешний так неповторимо прекрасен? Кто же будет расстраивать себя мыслями о грядущих вьюгах, пируя на душистой зеленой траве перед Колизеем? Ведь никто не станет портить чудесный летний вечер, говоря: «А вот через месяц-другой здесь будет вовсе не так хорошо».