Опосредованно

Массажистка, которая появлялась каждые полгода, чтобы править появившийся у Веры сколиоз и как раз попавшая на то, что можно было назвать эхом этого скандала, с восхищением глядела на затылок массируемой девочки и смеялась. Впрочем, тогда, как бы устав уже ругаться, смеялись уже все. «Если так все будут делать, халтуры не останется, — сказала массажистка. — Ты давай, Верка, осторожнее, рановато ты мужиков на тачках пытаешься склеить, хоть баллончик с собой бери, не знаю». Она же рассказала, как сын знакомой поехал на дачу к бабушке, что делал уже многократно, но так и не доехал, уже несколько лет так его никто и не видел. «Почему-то всегда что-то если происходит, то не там, откуда, вроде, должно прилететь, а вообще непредсказуемо, хотя потом думаешь, что именно там и не доглядели, — сказала массажистка. — Анька, ты-то как? Все такая же тихая и серьезная, или просто копишь, чтобы потом под конец школы выдать?»

Да, Аня. Володя как-то заметил: «Все Верка и Верка, она у нас себя не чувствует, как Лелишна из рассказов Зощенко? Не будет проглоченных металлических шариков в итоге?»

Лена не знала. Так и ответила. Вокруг Веры, правда, имелась всегда эта суета, беготня, связанная то с очередной какой-нибудь травмой, будь то ожог, сотрясение мозга, вывих, загноившаяся царапина, полученная от уличной кошки, то с музыкальной школой, с каким-нибудь очередным отчетным концертом или подготовкой к очередному школьному празднику, для которого Вера что-нибудь разучивала. Аня, с ее тихими увлечениями вроде посещения изостудии, вечерними зависаниями над альбомом в попытках перерисовать персонажей из мультфильмов и аниме как-то стушевывалась на фоне сестры. Видимо, двоюродная сестра Лены Ане очень нравилась, потому что Аня, подражая ей, решила учить какой-нибудь из восточных языков, хотя явно не без влияния аниме, решила она учить японский, но решительно отвергала все советы родных и близких заняться этим серьезно, т.е. пойти к репетитору, так что выглядело это просто как безобидное баловство, а не настоящие упражнения в японском. Лена знала, что сама была такой тихушницей, она видела, что Аня — проекция ее самой, поэтому подозревала в ней все эти завистливые мысли и некоторую враждебность к другим людям, которые посещали ее в детстве. Лене это совсем не нравилось в дочери. Она пыталась показать Ане, что любит ее, потому что на самом деле любила, просто возможностей показать ей, что так же, как к Вере, она может мчаться в больницу, так же, как Вере, может менять повязки, сидеть у ее постели, у Лены не было. Однажды, когда Вера лежала в больнице с аппендицитом, Лена посмотрела с Аней японский мультсериал про девочек-убийц. Единственное, на что хватило любви Лены к Ане — это не запретить дочери смотреть эти сериалы сразу же после того, как все эти нарисованные девочки, за вычетом одной (умершей по ходу сюжета), исполнили в конце «Оду радости» Баха. Лену отчего-то потрясло, что это была именно «Ода радости», она пробовала изобразить энтузиазм, когда дочь повернула к ней восторженное лицо, стала объяснять про начинающую и заканчивающую сериал музыкальные темы. Сама себе не в силах объяснить, почему увлечение дочери так ее оттолкнуло, Лена попробовала прикинуться заинтересованной, однако Аня все поняла и просто перестала смотреть аниме, если Лена была дома.

Это была такая растущая трещина между ними двумя. От Владимира Аня почему-то не требовала понимания, любила его и все, это чувствовалось по тому, как она постоянно лезла к нему на руки, по тому, что она с охотой кидала ему вконтакте фотографии своих рисунков, а Лене даже и не пыталась их показывать, когда заканчивала. «А всякими влюбленностями она с тобой делится?» — спросила она как-то Владимира. «Вот этим — нет, — ответил он, — нету у нее, походу, ни сенпая, ни куна, ни онии-чана, или есть, конечно, но где-нибудь в глубинах, так что она сама себе не признается». «Ну а Женька?» — «А что Женька? Мне кажется, какая-то загадка должна быть в том, кого в таком возрасте любишь, тем более Аньке загадка какая-то нужна, нужно и самой из себя тайну состроить, а тут, знаешь, приходит такая вот наглая харя, вроде кота, распинывает валяющиеся носки и трусы в комнате и садиться за комп, и очаровывай, не очаровывай его — без толку». «Не скажи, — ответила на это Лена, — у них с Верой бывают такие моменты борьбы, ну ты понимаешь, иногда даже неловко, потому что они думают, что ты не знаешь, к чему это, а ты знаешь. Причем Вера ведь это все начинает, лезет к нему. Ужас, короче, иногда, прямо порой прикрикнуть приходится, потому что по Жене видно, как это на него действует. Может, Аня ревнует, но по ней не поймешь. Тебе она никак не обмолвилась?» «Так она вся в тебя, хрен она обмолвится, — написал Владимир, — она ведь больше с Олькой секретничает. Тут тоже такой момент ревности имеется, не ты одна чувствуешь, что дочь с кем-то другим лучше общается, чем с тобой».