Опосредованно

Она не знала, как начать разговор: до этого обо все договаривались Михаил Никитович и Снаруж, а они как-то забыли поделиться тем, каким образом находили клиентов. Не придумав ничего умнее, она подсела к нему на скамейку и тихо спросила: «Болеете?» Он услышал ее, но не отвечал, только лицо его стало еще мрачнее. «А ты с какой целью интересуешься?» – спросил он, даже не глядя на Лену. «Деньги есть?» – прямо спросила Лена. Лицо его несколько закаменело, он медленно и неторопливо развернулся к Лене, затем некоторое время смотрел на нее, прежде чем сказать не без оскорбительной прямоты: «Надеюсь, ты мне предлагаешь то, что я думаю, а не себя». «Ну, то есть я не против совсем, – поправился он, – только не сейчас, не в этом состоянии, знаешь. Мне сейчас не до отжиманий». «Каких отжиманий, ты и онанируешь-то, наверно, с одышкой», – подумала Лена и сама не заметила, как произнесла это вслух. Лицо клиента стало еще более мрачным. «Вообще, кризис, да, – признался он. – Причем во всем сразу. Нет какого-то огонька». Как только он сказал это, Лена ощутила, как стишок положил руку ей на плечо, почти полностью готовый за вычетом нескольких деталей, которые можно было дорисовать уже в процессе. «Блокнот, ручка есть?» – спросила она. Мужчина недоверчиво хмыкнул и достал из нагрудного кармана драный блокнотик, большей частью исписанный, и сразу две шариковые ручки из прозрачного пластика, обе новые, будто купленные недавно.

Добираясь до чистых страниц, Лена невольно выхватила взглядом пару записей: «производственная космоопера», «оператор гомункула», «пенсионерка-попаданец», но тут же забыла про них. Как только она вписала в блокнот две строки:

Причем во всем сразу нет какого-то огонька,

Чтобы, знаешь, слегка сверкал, как сварка издалека –

речь, как длинный товарняк, заслонила от нее шум улицы и блеск трамвайных стекол, сидящего рядом мужчину, возможность того, что рядом будут проходить патрульные милиционеры и обратят внимание на строчащую в блокнотике Лену, заинтересуются: чем это она тут занята, все то, что может произойти потом – то, что даже страшно представить. Текст обрушился на нее, воткнул Лену в середину ночи, а рядом были только: блеск стекла, освещенного светом ночника в купе, слабое отражение в окне ситцевой шторки, подвешенной на шнурке, подстаканник с надписью «Ленинград», в котором действительно находился стакан из тонкого стекла с тонким ободком почти возле самого верха – красным днем и кажущимся совершенно черным ночью. Именно такая кухня была у родителей Владимира, так что если садился возле окна, то почему-то казалось, что ты в поезде: такая высота была у их кухонного окна, такой двор, чем-то похожий на полустанок, поэтому поздно вечером, казалось, что вот-вот заговорит неразборчивый громкоговоритель, затем прокатится по дому лязг тронутых с места, один за другим, вагонов, и двор за окном придет в движение. Закончила Лена сама не помнила как, но суть сводилась к тому, что крапива возле края перрона не похожа одна на другую, а эта та самая крапива и есть, просто она успевает перебежать от полустанка к полустанку, пока пассажир едет.

Справившись с головокружением, Лена заложила страницу со стишком ручкой и передала блокнот новому знакомому. Он прочитал, его заметно качнуло, он не с первого раза спрятал блокнот в карман, ручка выпала и покатилась по асфальту, но он не стал ее подбирать. «Да бог с ней, оставь себе», – сказал он Лене и показал свои дикие от прихода глаза. «Да! Очки, очки…», – сказал он торопливо и тут же вынул из другого кармана пиджака очки с темными стеклами. Оказалось, что он не выпускал пивной банки из левой своей руки, и когда пришел в себя – посидел, откинувшись на спинку скамейки, предложил Лене отхлебнуть, а именно: чуть приподняв банку и посмотрев на Лену, слегка потряс пивом, будто в шейкере его размешивал. «Под алкашку еще мощнее идет», – пояснил он.

«Деньги», – напомнила Лена.

Кошачья улыбка освещала лицо незнакомца, но ее можно было толковать двояко: и как предвестник оплаты за приход, и улыбка от удачно проведенного кидалова. Лена тоже улыбнулась. В случае чего, она теряла не так уж много, любитель же стишков мог остаться без новой дозы. «А мы с тобой еще увидимся? – спросил мужчина. – Просто я продам и притащу больше за этот. Пока больше пяти рублей дать не могу». Он вложил в ее руку пятитысячную купюру. Это было не много, но лучше, чем ничего.

Те еще из них были обоих конспираторы. Следующую встречу Лена и незнакомец договорились провести возле оперного театра, где, как им казалось, много людей, занятых больше своими визави, нежели тем, что происходит вокруг. Незнакомец был наркоман, но почему-то считал, что перейти в разряд барыги ему ничего не стоит, что дело это нехитрое, тем паче – торговля стишками как бы и не совсем была стилистически наркоторговлей, все его знакомые из потреблявших были культурные люди, порой даже не с одним высшим образованием.