Отвечала я уже по привычке так быстро, что и сама перестала замечать, как губы двигаются. Словно ответила в своём воображении, сохранив тишину идеально чистой кухни. Об этом позаботилось тело отца, забывшее, что такое ходить на работу. Паразиты сделали его хозяином квартиры, который обязан следить за нашей семьёй, и не более. Как нынешний «хранитель генетической памяти через семя он должен сохранять физическое состояние в полном довольстве без единого отклонения». Как же долго я сопротивлялась этому определению и смыслу, как долго мы боролись против этого в прошлой жизни, и вот всё оборвалось вторжением каких-то маленьких личинок с далёких звёзд.
Мама поставила три тарелки на стол, уселась рядом и еле выдохнула. От неё пахнуло усталостью и пустым желудком, болеющим гастритом. Она мало ест, да и то, что в себя еле запихивает, можно назвать пищей только с огромной натяжкой. Жижа из белков и углеводов, ничего аппетитного. Тут, на еле уловимый запах синтетической пищи, из большой комнаты вываливается тело отца, изрядно ожиревшее на бесконечном сидении дома и прослушивании общих инструкций по телевизору о ведении семейного хозяйства людей. Паразиты в его голове всё время учились и делали выводы, да только мы с мамой почти ни о чём не в курсе, просто раз в неделю на стене от моей спальни до кухни появляются новые своды правил. Одно бредовее другого, сплошные противоречия. За два года они мало чему научились у нас, а ведь как-то смогли покорить космос! Наверное, для этого нужно полное отсутствие человечности.
Тело отца грузно свалилось на стул, придвинуло к себе тарелку и погрузило в него ложку. Так гнусно, ведь боюсь поднять глаза и увидеть в очередной раз, во что превратился мой папа – голова облысела, наличие паразитов в его мозгу выдавило волосяные луковицы, от чего редкая поросль осталась лишь на затылке и немного на висках. Глаза торчат в разные стороны от повышенного давления в черепе, и вечная нить слюны, свисающая с губы чуть не до стола. Тело отца принялось с чавканьем поглощать то варево, что сделала мама. Для него совершенно нет разницы, а вот я новые нотки всё-таки угадываю в запахе. Не могу сдержаться, всё равно машинально морщусь, когда кладу первую ложку на язык. Стало и правда слаще, мельком переглядываюсь с мамой и кротким кивком благодарю её. Она же сдавленно улыбается и принимается за свою еду, губящую её слабый желудок с каждой новой порцией.
Быстрее всех закончило тело отца, громко положившего ложку на стол. Оно ждало нас, и некоторое нетерпение мелькнуло на его обрюзгшей морде, складки на лбу превратились в толстые извилистые полосы, они побагровели, и это единственная эмоция, пробившаяся через его оболочку. Жаль, она быстро затухла, я бы не прочь и крики послушать. Да хоть что-то, лишь бы не монотонную речь голосом дорогого мне человека. Ужасная издёвка.
Мама доела последней, чуть не давясь на последней ложке. Она убрала со стола и сложила посуду в раковину. Тело отца помоет, а ей пора на смену, и мне больно смотреть, как её некогда нежные ладони густо покрылись мозолями и мелкими трещинами, кровоточащими при любой возможности. Женщина с поникшими плечами удалилась в прихожую, наспех оделась и тут же выскочила из квартиры. Понимаю её, мне тоже не хочется тут находиться дольше положенного, но просто так выйти нельзя, а долгосрочный пропуск выдадут только завтра перед институтом,
Я встала с места, хотела отправиться в свою комнату, хрип тела отца окликнул меня. Оно учится невербальным сигналам, но подобное выглядит как свисток для собаки. Я сдержала крик, стиснула зубы и обернулась к мерзости, формирующей мысли через скопления паутин поверх человеческого мозга.
– Я прописал новые правила, – начал паразит, – ознакомься.
– Вечером.
– Только не забудь, это очень важно для нас всех. – Он взял себе время на подумать, словно стеснялся меня, боялся отказа. – Хочешь со мной посмотреть телевизор? Там очень интересно рассказывают про наши…
– Не хочу, пойду к себе в комнату.
– Отправила заявление на пропуск? Иначе не пустят в институт.
– Да.