Опоздавшая сказка

Дверь подъезда – нараспашку. Конечно, заходи все подряд, бери, что хочешь. Только брать у Любы решительно нечего. Мебель самая простецкая, телевизору лет сто в обед, вот и все богатство – одна с сыном инвалидом – тут не до жиру – лишь бы ноги не протянуть. Любин муж исчез в неизвестном направлении еще в начале 90-х. С тех пор ни слуху, ни духу. Да только не искала она его. Не до этого. Сын совсем беспомощный, надолго одного не оставишь, вот и перебиваются с тех пор с хлеба на квас. Пенсия – слезы одни, цены бешеные – да что там, вы и сами все знаете. Но, держалась она конечно, а как иначе жить. В социальной службе на хорошем счету – уж который год там работает. По бабулькам прикрепленным пробежится с утра, потом в магазин с их заказами, продукты разнесет – и домой. Три раза в неделю. Платят, конечно, так себе, гроши жалкие, и бабульки разные попадаются – иной раз все нервы вытрепят, изведут своей подозрительностью – да только что с них взять? – старый, что малый, все такими будем, не дай господи. И терпения Любе не занимать – только вот седых волос с каждым годом все прибавляется, как и морщин. Даже когда смеется она – глаза грустные. Но все реже это бывает. А с чего веселиться-то – особо и не с чего.

У подъезда еще задержалась, поздоровалась с дворником, в сумке на всякий случай порылась – не забыла ли спросонья блокнот с ручкой. Нет, вот он лежит, блокнотик тот самый. Куда нехитрые заказы своих подопечных Люба записывает. Чтобы не забыть чего или не спутать – кому что нужно.

Ранее свежее утро взбодрило окончательно. Невысокий ее каблучок зацокал по асфальту, тревожа тишину – пусто еще на улице, спит народ субботним утром, спит и никуда не торопится. Это только Клавдия Ивановна, бывшая учительница математики, требует от Любы, будто от ученицы:

– Пораньше, Люба, приходите. У меня начало факультатива в половине восьмого.

И строго так посмотрит из-под огромных старомодных очков. Ясное дело – значит, завтрак, самое позднее, в семь. А до семи изволь обернуться туда и обратно, с привычным литром молока, кусочком докторской да батоном хлеба.

И разве сможешь сказать, что едет, дескать, КлавдЕя Ивановна, у вас крыша, уж четверть века нет никакого факультатива, и вообще ничего нет. Давно забыты ее последними учениками все интегралы с логарифмами, что так бойко выводились мелом, и мало кому по жизни пригодились те мудреные формулы – разве что поначалу при поступлении в ВУЗ. Но это ровным счетом не имеет значения для педантичной сухонькой старушки, что, поджав губы, сейчас отсчитывает деньги.

– Чек обязательно, Люба.

– Конечно, Клавдия Ивановна.

Пусть ждет начала урока старый учитель. Пусть обычный звонок в дверь принимает за школьный. Пусть будет, как она того хочет.

В конце концов, именно сознание определяет бытие – думала Люба, шагая в магазин.

Слабый порыв ветра донес омерзительный запах давно не мытых тел и замшелой одежды – две местные "достопримечательности" обогнали Любу практически сразу. Хорошо, что ветер в спину, а не наоборот.

Люба, конечно же, узнала их. Они частенько попадались на глаза, и весь район знал неподражаемую сладкую парочку давно – пьяница Татьяна, обладавшая поистине железным здоровьем, и сноха ее – эту девочку поначалу жалели – мол, попала в такую семью – ведь сопьется же… Прогнозы, естественно, сбылись. Причем довольно быстро.

Вот еще кому не спится-то. Сон алкоголика хрупок и недолог. Совсем как у стариков.

Эти две категории граждан, при всем их различии, удивительным образом объединяет одна особенность – вскакивать ни свет ни заря. Но, если одним мешает спать груз прожитых лет пополам с предчувствием неизбежного скорого ухода, других поднимает с постели непреодолимое желание срочно выпить. Потребность опохмелиться сильнее всего на свете – более ничего – ни сон, ни голод, ни всемирный потоп не в состоянии оказать подобного воздействия.