— Интересный у вас видеосенсор, — как бы невзначай произнесла она. — На антиграве?
— Может и на антиграве. — Пожал плечами старик. — Не особо я разбираюсь в этих новомодных штуках. Да и вообще не мой он.
— А чей?
— Не знаю. Ветром принесло. С неделю как. Любопытный больно, да разговорчивый. Я его грешным делом поначалу подстрелить хотел, да потом жалко стало.
У Инги внутри натянулась невидимая струнка.
«Разговорчивый и любопытный…» — Два слова не могли трактоваться иначе, как признаки искусственного интеллекта.
Внутри дом оказался таким же необычным, как и снаружи. Никаких привычных для взгляда отделочных материалов или обилия бытовой техники Инга не заметила, мебель была массивной, так же выполненной из дерева, единственной данью современности являлись пневмоуплотнители на дверях и окнах, обеспечивающие герметизацию помещения да очиститель воздуха, работающий в режиме избыточного давления.
— Сама-то как в пустошах оказалась? — Спросил дед Матвей, внимательно посмотрев на Ингу.
— Не ужилась я в городе, дедушка. — В тон ему ответила Инга. — Путешествую.
— Ну, места наши для путешествий не самые приятные. — Дед Матвей не торопясь открыл настенный шкаф и начал сервировать стол, поставил чашки, чайник, достал две банки с непонятным содержимым да несколько вакуумных упаковок с натуральными продуктами. От такой роскоши, особенно от аромата свежезаваренного чая, Инга, честно говоря, сомлела.
— Откуда такая… роскошь? — Не удержалась она от вопроса.
— Ращу понемногу. — Пожал плечами старик. — Солнышко нынче почти не выглядывает, а покажется, так не знаешь радоваться или нет — уж больно оно злое, согласен, приходится приспосабливаться, знать бы только как, да руки иметь. Я уже стар землице кланяться, но сервы-то на что? Им погода нипочем, одна беда — бестолковые больно. Все норовят по-своему делать, а по ихнему неправильно получается, не растет ничего. Пока переучивал, думал либо меня удар хватит, либо сервов искалечу.
— Не искалечили? — Инга прикрылась ладонями, чтобы сдержать улыбку.
— Пару штук. И знаешь дочка — остальные-то поняли, кто тут хозяин. И стали меня, старика, слушаться. Значит, есть у них мозги, как считаешь?
— Программный эквивалент инстинкта самосохранения, — улыбнулась Инга.
— Я ж говорю: сообразительные оказались. — Дед Матвей подал ей чашку с чаем. — Угощайся.
— Спасибо. Я уже и вкус настоящего чая позабыла.
Матвей не ответил, сел напротив, сделал глоток, потом поднял взгляд и спросил:
— Сирота?
Инга кивнула.
— И все сама по себе, и не ждешь уж ничего хорошего от мира, так?
— Не думала… — Честно призналась Инга. А вот вы Матвей…
— Иванович — подсказал он, чувствуя, что девочке хочется добавить отчество.
— Иванович, — будто эхо повторила Инга, — вы, тут один живете?
— Один, дочка. — Вздохнул тот. — Детей не нажил, вот и остался на старости лет, как ты — сиротой…
Дед Матвей оказался интересным собеседником.
Инга даже не представляла, как изголодалась она по простому человеческому общению. Когда сели пить чай, (от еды Инга вежливо отказалась, Ланцет накормил ее какими-то пищевыми таблетками) они уже непринужденно общались друг с другом, хотя оставалась тонкая, как будто звенящая незаданными вопросами струнка, но касаться ее оба тщательно избегали.
Например, Инга заметила, что у каждого окна стоит по автомату. Несмотря на то, что оружие было представлено морально устаревшей моделью «АК-127 „Страж“», выглядело оно как новенькое, и расставлено у окон явно не просто так.
— Ну, ты расскажи как дела нынче в городе? — Спросил Матвей Иванович, наливая ей крепкого душистого чая.
— Опустело все. — Ответила Инга, решив не задавать пока вопроса, комментирующего обилие оружия в доме. — Люди все кто улетел, кто вовсе пропал после пепельной бури. Я дома отсиделась.
— А путешествовать почему решила?
— А надоело все. — В то ему ответила Инга. Они пила чай маленькими глотками, получая откровенное удовольствие, что-то утраченное, давно позабытое витало в атмосфере дома, рубленного из настоящей древесины. Осматриваясь, она так и не заметила привычной для взгляда автоматики, даже персонального компьютера нигде не увидела, хотя дом не маленький, может, где на втором этаже и есть?
— Значит вот как? Заскучала и решила: а поеду-ка я в Пустошь?
— С дройдами я повздорила. — Потупив взгляд, призналась Инга. — Убежала. Убить они меня хотели.
— Совсем осатанели истуканы бездушные. — Дед Матвей нахмурился, понимая, что такими словами не шутят. — Эх, девочка, говорил я когда-то: не доведут нас машины до добра, но разве станет кто слушать? — Он лишь безнадежно махнул рукой и вдруг насторожился: вдалеке послышался ровный приближающийся рокот моторов.
Матвей Иванович повел себя странно: он не испугался, не побледнел, лишь с досадой хлопнул ладонью об стол, затем встал, и неторопливо выглянув в окно, сказал:
— Вертолеты. Собираются на посадку заходить.
Инга откровенно испугалась. Страх еще жил в груди, он просто притаился на время, да и ссадина у виска, закрытая прядкой волос побаливала, давая о себе знать.
— Что же делать? За мной, наверное…