Опоздавшие

Но скорее всего, с ней происходило то же самое, что и с Мэри. Та поведала, что в Америке «мисс Пинкертон» навестила ее очень не скоро. Объясняла она это трудным привыканием к массе всего нового – иной пище, воде, климату и, что было всего тяжелее для сельской девушки, постоянному шуму. Даже Мэри, прикатившая из Лимерика, жаловалась на неумолчный цокот копыт по брусчатке, щелканье кнутов нетерпеливых извозчиков, рявканье омнибусных клаксонов и ревунов буксиров (окна спальни выходили на реку) и пьяные свары ночных гуляк, вываливающихся из кабаков. Кроме того, в комнате не бывало полной темноты – проникавший с улицы свет газовых фонарей и извозчичьих лампионов не давал уснуть. Если ночью случалось встать по нужде, свечка не требовалась. Отвыкая засыпать в темноте, Брайди лишь теперь поняла, какое благо – кромешный мрак, нарушаемый только сиянием звезд и луны.

Ясное дело, из-за всех этих перемен организм сбился с привычного налаженного хода.

Натягивая чулки и застегивая корсет, Брайди думала о Томе, что бывало много раз на дню. Она не девственница, но тайная вдова! Мысль эта питала пылавший в душе огонь, никем не видимый.

Наверняка с небес Том смотрит на нее и не позволит случиться ничему дурному.

Шпильками-невидимками Брайди и Мэри закололи кружевные накидки и, проходя через кухню, поздоровались с сестрой Бертрам – облаченная в свой неизменный фартук, деревянной ложкой та помешивала в большом бурлящем котле. Нынче на завтрак давали кашу. У Брайди урчало в животе, но нельзя съесть ни крошки. Перед причастием надлежало поститься с полуночи. А если поешь и причастишься, возьмешь смертный грех на душу.

В шесть утра домовая церковь была полупустой. Многие прихожане пойдут на обедню в церкви Святого Розария. Вот там народу будет битком, сказала Мэри, и всё из-за представления. Каждый год люди приезжали даже из района Канарси, чтоб увидеть живую картину – вознесение Девы Марии. Девочку, облаченную в бело-голубые одежды, усаживали в корзину и на блоке поднимали к сооруженным под куполом облакам. Спокон веку церковь Святого Розария была храмом плотников – ирландцев, не итальянцев. Жизнь юной девы можно доверить лишь ремесленнику ирландских кровей, сказала Мэри.

Служба казалась бесконечной. И почему в праздники священники вечно тянут кота за хвост, хотя знают, что людям еще на работу? Когда на финальных словах «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа» Брайди и Мэри осенили себя крестным знамением, церковный колокол отбил семь ударов, и это означало, что завтрак уже окончен и им, голодным, надо бежать на омнибус.

Поездка на фабрику стала мукой – в конку, рассчитанную на пять пассажиров, втиснулось десять потных тел. Еще пара человек забралась на крышу – у них не было денег на проезд, но в такую жару идти пешком они не желали. Если вдруг лошадь резко останавливалась, фургон кренился, грозя сбросить безбилетников, а взмокших пассажиров еще теснее прижимало друг к другу.

На перекрестке Грин-стрит и Вашингтон-сквер Мэри дернула кожаную лямку, привязанную к лодыжке кучера, и девушки, приподняв подолы, чтоб не зацепиться за подножку, с облегченным вздохом покинули давку.

В Эш-билдинге, три верхних этажа которого занимала фабрика, имелись лифты, но Брайди и Мэри ими пользовались редко. Подъемники беспрестанно ломались, а когда все же работали, ползли еле-еле, что грозило штрафом за опоздание на смену. Трехминутная задержка каралась пятнадцатью минутами неоплаченного труда. Кроме того, пеший подъем по лестнице позволял избегнуть встречи с лифтером мистером Зито, всю дорогу нагло пялившимся на девушек.

Брайди едва не сомлела, поднимаясь на девятый этаж. Ужасно хотелось есть, она взмокла, и с каждым лестничным маршем жара становилась несноснее. Но вот, слава богу, одолели последнюю ступеньку, толкнули дверь и, стуча каблуками, поспешили по сумрачному коридору. Широкие половицы постанывали и скрипели, что всегда пугало – казалось, они о чем-то предупреждают.

В цехе раскроя девушки потянули тяжелую дверь, и их оглушил стук швейных машинок. Брайди плюхнулась на свой табурет, радуясь возможности посидеть. Что-то с ней не так. Накатила слабость, и только усилием воли Брайди не дала себе грохнуться в обморок. Жара одуряющая. Потемнело в глазах. Как будто надели шоры. В детстве Брайди часто падала в обморок и знала, что нужно согнуться и зажать голову меж колен – тогда мигом придешь в себя. Она притворилась, будто что-то ищет на полу – шпульку или иголку. Почти сразу ее отпустило, и Брайди вернулась в нормальное положение. Она кинула быстрый взгляд кругом, удостоверяясь, что никто ничего не заметил. Незачем привлекать к себе внимание.