Опознание невозможно

Вряд ли это будет дружеская встреча, подумал Бен. У мужчины было то же выражение лица, что и у Джека Сантори в неудачную ночь. Он подбирался к Бену все ближе, как и Джек когда-то. Чтобы помешать мальчику рассказать кому-то об увиденном — а именно это Бен и намеревался сделать.

Ниже… ниже… ниже…

Опять вспыхнули фары, и Бен понял, что гонку ему не выиграть. А проигравшие расплачиваются, как говаривал Сантори. Мужчине оставалось перелезть через пару веток; у Бена внизу были пятнадцать футов.

Решение было подсказано не столько разумом, сколько слепым инстинктом самосохранения. Если бы он задумался, то понял бы, что высота слишком велика, несмотря на мягкую мокрую землю внизу. Он не доверился бы инстинкту, а спустился бы пониже, прежде чем прыгать. Но что-то толкнуло его, и Бен прыгнул с расставленными руками; он закричал, а секунду спустя ударился обеими ногами в землю.

Удар был сильным, но кости выдержали, это он понял сразу. А если бы его стеклянный глаз не вылетел еще до того, как он упал и покатился по мокрой листве, сломав себе нос, он никогда бы не догадался сделать того, что сделал. Но Бен слишком часто играл в эту игру, чтобы не сделать этого, слишком часто пугал подружек Джека Сантори. Он притворился мертвым.

Он задержал дыхание, выпучил глаза и никак не отреагировал на струйку крови, сочившуюся из носа. Задерживать дыхание было труднее всего, но это было самой важной частью представления. Обманывая девчонок, он умудрялся сделать так, что грудь его вообще не двигалась.

Человек уже давно спустился с дерева и теперь бежал к Бену. Он прорвался через плотные заросли кустарника и приблизился к телу Бена, когда тишину леса прорезал голос Дафны:

— Бен? Бен?

Мужчина дернулся в направлении голоса, потом нагнулся и уставился на лицо мальчика, поморщившись при виде мясистой красной плоти в пустой глазнице. Он потрогал Бена носком кроссовки, проверяя, живой ли тот. В этом и заключалась вся хитрость: внушить отвращение страшным глазом, и никто не обратит особого внимания на все остальное.

Они были лицом к лицу, и Бен прекрасно рассмотрел мужчину — а тот видел перед собой лишь мертвого мальчика со сломанной, как ему казалось, шеей.

Безликий человек с глазами хеллоуиновской тыквы — вырезанными и ненатуральными — скрылся в лесу, услышав хлопок двери: Дафна бросила попытки отыскать Бена.

Бен подождал, слушая, как мужчина бежит по лесу и поднимается к скверику; вскоре раздался отчетливый звук велосипедной цепи.

Как Бен ни пытался убедить себя оставить эту затею, он не мог: его переполняло ощущение победы, а любопытство действовало, как наркотик. Он привстал и заметил вдалеке темный силуэт на велосипеде.

Бен вытер рукавом кровь и поспешил к сараю за домом. Велосипед был на месте. Он просто обязан был поехать за мужчиной.

Он делает это для Эмили (убеждал Бен себя) и ради их шанса на лучшее будущее. Он делает это, чтобы помочь Дафне. Но истина была куда проще: он делал это, чтобы избавиться от чувства вины за то, что залез в грузовик, украл деньги. Чтобы стать героем. Инстинктивно он ощущал, что это его шанс. Он не мог упустить такую возможность.

Бен запрыгнул на велосипед и покатил по дороге, оставив позади свой стеклянный глаз, а вместе с ним и тяжелое бремя прошлого.

Глава шестьдесят вторая

Дом с меблированными комнатами находился в квартале от Йеслер-уэй в разношерстном районе, где можно было найти и кафе с негритянской кухней, и кабинеты иглоукалывания. Это двухэтажное здание, крытое коричневой черепицей, напоминало какой-нибудь дешевый мотель.

Пойдя на вопиющее нарушение приказов Шосвица, Болдт воспользовался услугами Дэнни Котча из отдела техобслуживания.

Правило номер один в обращении с поджигателем или подрывником гласило: никогда, никогда не вламываться в квартиру. В такое место заходят только эксперты, аккуратно и с опаской, да и то часто не через дверь, а через проделанную ими же дыру в стене. Болдт ни при каких обстоятельствах не стал бы задерживать Джонни Гармана, пока тот был у себя дома. Арестовать Гармана можно было только на улице, где он был на виду и окружен со всех сторон. Но вообще-то Болдт полагал, что задержание произойдет позже, и на то имелись две причины: Болдту понадобится больше людей, а кроме того, он хотел получить возможность оценить подозреваемого и, если выйдет, последовать за ним — чтобы получить более веские доказательства.

Они ехали в разных машинах: Гейнс припарковалась в двух кварталах к западу на Вашингтон-стрит, откуда был хорошо виден фасад дома, а Болдт выбрал позицию на 18-й Южной авеню, рядом с помятым мусорным баком, откуда ему открывался вид на черный ход, ведущий, как он решил, в здание.