Опознание невозможно

— Я не вижу своего адвоката, — произнес он, когда Болдт и Дафна переступили порог камеры и дверь за ними закрылась. Ламойя остался стоять по другую сторону решетки, взявшись за металлические прутья руками и прижавшись к ним лицом.

— Мне нечего сказать в отсутствие адвоката, — заявил Гарман.

Дафна и Болдт опустились на койку напротив него. По взаимному соглашению оба молчали. Первой нарушить молчание должна была Дафна. После этого они будут говорить по очереди; такова была договоренность.

Они сидели молча в течение добрых пяти минут, и Гарман переводил взгляд с них на Ламойю и обратно. По мере того как текло время, арестованный все больше нервничал. Наконец он сказал:

— Можно было бы ожидать, что они хотя бы покрасят стены, чтобы избавиться от этих надписей и рисунков. Это оскорбительно.

— Мы не смогли установить тождества между написанными записками и вашим почерком, — произнесла Дафна.

— Человек, устроивший эти поджоги, весит на шестьдесят фунтов меньше вас, — сообщил Гарману Болдт.

К ним присоединился Ламойя:

— Все цитаты, использованные в угрозах, исходят из одного источника. Может быть, вы сможете просветить нас, что это за источник.

Гарман по-прежнему переводил взгляд с одного на другого.

Ламойя поинтересовался:

— Что это за общий источник угроз, которые вы рассылали сами?

— Словарь Барлетта, — выпалил Гарман даже с некоторым превосходством.

Ламойя издал звук зуммера в телевизионном шоу, обозначающий неправильный ответ.

Кажется, Гармана потрясла его ошибка.

— Эксперты из лаборатории идентифицировали химический состав чернил, которыми были написаны угрозы, — вступила в разговор Дафна. — У вас в доме нет ручки, которая хотя бы отдаленно подходила для тех чернил. У вас нет такой бумаги. У вас дома мы обнаружили всего три марки, и они совсем не такие, как те, которые использует Грамотей. — Она внимательно следила за глазами и поведением арестованного. Дафна ждала, что он начнет облизывать губы или каким-либо другим способом покажет, что у него пересохло во рту.

— Вы так и не сообщили о том, что ваш грузовик-пикап был украден, — сказал Болдт.

Ламойя добавил:

— И вы так и не обратились с иском о страховом возмещении. Как это может быть: вы лишаетесь грузовика-пикапа стоимостью семь тысяч долларов и не обращаетесь после этого за страховкой?

— Любопытно, — заметила Дафна.

На лбу у Гармана заблестели капли пота, резче обозначились мешки под глазами. Он с такой силой потер указательный палец о большой, что раздался звук, напоминающий стрекот сверчков.

— Мой адвокат, — пробормотал он.

— Мы вызвали его. Уведомили его. Он будет здесь, — сообщил Болдт арестованному. Это было правдой. Однако Гарман не знал, что в данный момент его адвокат присутствовал на судебном заседании. И должен пройти не один час, прежде чем он сможет добраться до камеры.

— Расскажите нам о пожаре, — попросил Болдт, выражая голосом преувеличенное сомнение.

— О каком пожаре? — спросил Гарман, у него даже достало сил на слабую улыбку. — Я видел несколько.

— А сколько вы устроили самостоятельно? — задал очередной вопрос Ламойя.

— Ник Холл продавал мне гиперголики, — начал Гарман, повторяя свое интервью на радио. — Я знал об их разрушительной силе по своей работе на военной базе «Гранд Форкс».

— База ВВС в Северной Дакоте, — сказала Дафна. — В вашем личном деле записано, что вы служили в подразделении, занимавшемся подавлением пожаров, и даже использовавшем взрывчатку.

— Правильно. Это была опасная работа.

Болдт начал получать удовольствие от допроса. Понемногу Гарман стал говорить больше того, что изначально собирался сказать им. Он начал разваливаться на части. Понемногу они приближались к тем вопросам, на которые непременно хотели получить ответы. Порядок ведения допроса разработала Дафна.

— Расскажите нам о пожаре, — потребовал сержант.

Взгляд Гармана метался между ними троими.

— Трейлер, — произнес Ламойя. — Ваш трейлер. Он сгорел до основания, сгорел полностью, если верить отчету. Это сочли несчастным случаем. Но Фидлер — вы ведь знаете Сидни Фидлера — поговорил с парочкой парней, которые хорошо помнят тот пожар. Он был совершенно необычным в том смысле, что шланги, заливающие пожар водой, казалось, только добавляли топлива в огонь. А тот становился все жарче и жарче. Это было гиперголовое ракетное топливо, Гарман, то же самое, которое мы видим здесь. Вы понимаете наше любопытство.

На этот раз это был звук шагов по коридору, а не нервное постукивание пальцев Гармана. Приблизился охранник, подозвал Болдта и передал ему клочок бумаги через решетку. Еще один трюк Дафны. Баган сообщил им имя сына Гармана всего за несколько минут до начала допроса. Он нашел его в записях о медицинской страховке, из которых вырисовывалась неприглядная картина. Дафна решила, что некоторый драматизм не повредит делу. На листке бумаги, переданном Болдту, не было написано ничего, но он сделал вид, что прочел его с большим интересом. Он поднял голову от листка, и в его широко раскрытых глазах отразилось настоящее потрясение.

В ожидании Гарман даже немного подался вперед.

Но заговорила Дафна, а не Болдт.