Оппенгеймер. Альтернатива

– Прошу прощения, – сказал он, – но я считаю, что это грязный трюк. И что вы пытаетесь привязать к делу человека, который – доллар против окурка! – никакой опасности представлять просто не может.

– При всем уважении, вы не компетентны об этом судить.

Оппи промолчал.

– Профессор?.. – Никогда прежде название собственной должности не звучало для него столь издевательски.

Оппи вздохнул:

– Он преподает в Беркли, но не имеет отношения к нашему проекту. Вот, собственно, все, что я могу сказать.

– И он обращался к троим ученым одновременно?

Трое ученых. Вот же черт… Он сам это сказал.

– Нет, нет. – Остается хвататься за соломинку. – Эти разговоры происходили с интервалом в несколько недель, и никто из них при разговорах с кем-то другим не присутствовал.

Паш выразительно поднял указательный палец.

– Послушайте, Роберт, – вы позволите называть вас так? – послушайте, Роберт, без вашей помощи нам придется потратить очень много времени и сил на вычисление этого посредника. И вы, конечно, понимаете, что мы из кожи вон вылезем, но его отыщем – дело-то очень серьезное. Итак, повторяю: вы согласитесь назвать имя этого человека?

– Он и сам считал этот путь ошибочным. И сомневаюсь, что он был согласен с ним. – Оппенгеймер почувствовал, что к нему возвращаются силы. – Даже более того: я знаю это.

– Все же послушайте, профессор…

– Нет, это вы послушайте, – перебил Оппи, и слова хлынули потоком. – Вам же известно, что между двумя союзниками, русскими и Соединенными Штатами, очень непростые отношения. И все же, хотя официальная политика нашего правительства направлена на сотрудничество с Россией, очень много секретной информации, например о радарах и многом другом, к ним не поступает. Но они там сражаются за свою жизнь – ежедневно на Восточном фронте гибнут тысячи их парней, – и, конечно, хоть некоторые сведения о том, чем мы, в Америке, занимаемся, воодушевили бы их. И предложение подразумевало всего лишь… исправление дефектов в работе наших официальных каналов. Несомненно, все это происходит из-за того, что в Госдепе пара каких-то парней блокирует здравые инициативы. Понимаете? Вот в какой форме это представлялось при беседах.

Паш скорчил недоверчивую мину, но промолчал.

Оппи страстно хотел избавиться от нервного повизгивания и говорить нормально.

– Конечно, если бы речь шла о том, чтобы предоставить информацию нацистам, все предстало бы в совсем ином цвете…

– Не в моей картине, – возразил Паш.

– …но я уверен, что даже при таком подходе все, к кому обращались с этим предложением, единодушно решили, что никаких приватных связей с русскими быть не должно. Никто и ни за что не дал бы Элтентону того, чем он интересовался. Это было бы государственной изменой.

– Вне всякого сомнения, – сказал Паш. – Я, конечно, не настаиваю, но…

– Вы настаиваете… и этого требует ваш долг. И я тоже очень серьезно отношусь к моему долгу. Я несу ответственность за все происходящее в Пункте Y, и могу заверить, что все, что касается секретности, там в стопроцентном порядке. Это доподлинная правда. – Оппи указал на Леконт-холл, где находился кабинет Лоуренса. – А здесь таким порядком похвастаться не могут; поэтому мне пришлось беседовать с Ломаницем. И пусть меня расстреляют, если я не справляюсь со своими обязанностями.

Паш сделал еще одну пометку в блокноте.

– О, сомневаюсь, что дойдет до таких крайностей.

Глава 7

[Оппенгеймер], насколько я его знал, был мягким и мудрым человеком, преданным другом, воплощением благородства, неутомимым исследователем, гуманистом, обладателем вольного духа, правдолюбцем, борцом за справедливость, его глубоко волновала проблема благосостояния населения, эмоционально и интеллектуально он предан идеалам социалистического общества.

Хокон Шевалье

– Спасибо, что зашли, Роберт. присаживайтесь.

– Всегда к вашим услугам, генерал.

У Лесли Гровза был в Лос-Аламосе собственный кабинет, которым он пользовался во время своих частых визитов из Вашингтона. На одной стене там висел портрет президента Рузвельта, другую стену почти полностью занимала карта мира в меркаторской проекции, а на столе стояла фотография, повернутая так, что Оппи хорошо видел жену генерала с сыном, тезкой отца, двадцати лет от роду, и пятнадцатилетней дочерью.

– Роберт, вы знаете, что я доверяю вам и целиком и полностью полагаюсь на вас.

– Благодарю вас, генерал.

– Мне представляется, что вам известно: далеко не все были согласны с моим выбором, когда я решил назначить вас директором этого научного центра. Вы, конечно, понимаете, что имелись в виду… ваши прежние знакомства.