Оппенгеймер. Триумф и трагедия Американского Прометея

Прибыв на юг, Роберт и Смит постепенно добрались до плоскогорья Нью-Мексико. В Альбукерке они остановились у Фергюссона и его семьи. Роберту визит понравился — он закрепил дружбу с Фрэнсисом, продолжавшуюся всю жизнь. Фрэнсис представил Роберта парню из Альбукерке их возраста, Полу Хоргану, еще одному не по годам развитому юноше, который станет успешным писателем. Хорган, как и Фергюссон, собирался поступать в Гарвард. Хорган понравился Роберту, к тому же последний был очарован красотой Розмари, черноволосой голубоглазой сестры Хоргана. Фрэнк Оппенгеймер говорил, что его брат потом признался в сильном влечении к Розмари.

Когда юноши отправились в Кембридж и стали проводить время вместе, Хорган в шутку назвал их «великой троицей эрудитов». Поездка в Нью-Мексико пробудила в Роберте новые манеры и интересы. Первое впечатление Хоргана от встречи с Робертом в Альбукерке было особенно ярким: «…он сочетал в себе невероятное остроумие, веселость и бодрый дух… обладал приятной манерой общения, позволявшей ему быть в моменте — где бы то ни было и когда бы то ни было».

Из Альбукерке Смит повез Роберта и двух друзей, Пола и Фрэнсиса, на расположенное в двадцати пяти милях севернее Санта-Фе ранчо «Лос-Пиньос», которым управляла двадцативосьмилетняя Кэтрин Чавес Пейдж. Эта очаровательная и в то же время волевая женщина станет пожизненным другом Роберта. Но вначале вспыхнуло страстное влечение — Роберта со страшной силой тянуло к недавно вышедшей замуж Кэтрин. В прошлом году она, тяжело заболев и лежа при смерти, вступила в брак с англо-американцем, Уинтропом Пейджем, который по возрасту годился ей в отцы. А смерть вдруг отступила. Чикагский бизнесмен Пейдж редко наведывался на ранчо.

Семейство Чавесов брало свое начало от аристократов-идальго с глубокими корнями на юго-западе Испании. Отец Кэтрин, дон Амадо Чавес, выстроил красивое ранчо с домом неподалеку от поселка Коулз с величественным видом на реку Пекос и покрытый снегами горный хребет Сангре-де-Кристо на севере. Кэтрин была «правящей принцессой» этих владений. К своему удовольствию, Роберт оказался ее главным «фаворитом». По словам Фергюссона, хозяйка ранчо стала для Роберта «добрым другом… Он все время носил ей цветы и всякий раз, завидев ее, сводил с ума лестью».

В то лето Кэтрин научила Роберта ездить верхом, и вскоре друзья начали исследовать девственно дикие места, уезжая иногда на пять-шесть дней. Смит поражался, с какой выносливостью и решительным упорством юноша осваивал искусство верховой езды. Невзирая на слабое здоровье и хрупкий внешний вид, Роберт явно находил удовольствие в испытании своих сил верховой ездой, как прежде делал это, на грани риска управляя яхтой. Однажды они возвращались на лошадях из Колорадо, и Роберт стал настаивать на том, чтобы проехать через самый высокий, заснеженный перевал в горах. Смит был убежден, что они рисковали замерзнуть насмерть, однако Роберт не желал слышать никаких возражений. Тогда учитель предложил решить исход дела жребием, подбросив монету. «Слава богу, я выиграл, — вспоминал Смит. — Не знаю, как бы я выпутывался, если бы мне не повезло». Отчаянная лихость Роберта, на взгляд Смита, граничила с самоубийством. В общении с ним учитель чувствовал, что даже угроза смерти не помешала бы этому парню «делать то, что ему очень хотелось».

Смит знал Роберта с четырнадцатилетнего возраста. Мальчик всегда был физически хрупок и эмоционально уязвим. Но теперь, наблюдая его поведение в диких горах или на биваке в спартанских условиях, Смит начал сомневаться — не имеет ли колит Роберта психосоматическое происхождение. Он подметил, что приступы неизменно происходили, когда Роберт слышал «презрительные» отзывы о евреях. Смиту казалось, что мальчик завел привычку «заметать неприятные факты под ковер». Эта психологическая защита, считал Смит, «когда ее доводили до опасного напряжения, создавала проблемы».

К тому же Смит был хорошо осведомлен о последних фрейдистских теориях развития ребенка и на основании спокойных бесед с Робертом у костра сделал вывод, что мальчик демонстрирует явные признаки эдипова комплекса. «Я ни разу не слышал даже намека на критику матери, — вспоминал учитель. — Хотя об отце он отзывался довольно критично».