Оппозиция, или как противостоять Путину

Когда политик призывает нас «стать нацией», важно выяснить, что он понимает под этим словом. Разные представления о нации означают разные образы ее будущего строения, разные средства и методы «сборки», разные типы государственной идеологии и национальной политики. Без явного изложения этих программных установок призыв «стать нацией» смущает. Ведь строительство нации не может быть бесконфликтным — «иных» надо преобразовывать в «своих». Когда германский канцлер Бисмарк начал строить немецкую нацию, он заявил что единство нации достигается только «железом и кровью». Тютчев на это написал известные строки:

«Единство, — возвестил оракул наших дней, —
Быть может спаяно железом лишь и кровью…»
Но мы попробуем спаять его любовью, —
А там увидим, что прочней…

Тут — одно из важнейших отличий России. И цари в Российской империи, и ВКП(б) в СССР собирали нацию на иных основаниях и иными методами, чем Запад. Вопрос: мы теперь продолжим русскую традицию — или откажемся от нее? Это — проблема выбора, и его надо делать осознанно, излагать планы открыто и ясно.

Н.А. Нарочницкая говорит так: «Мы должны из народонаселения стать нацией — единым преемственно живущим организмом, в котором, в момент исторического вызова, возобладает ощущение общности над всеми частными разногласиями». Здесь кратко и обтекаемо, но все же дано определенное представление о нации — то, которое было выработано в романтической немецкой философии (его иногда называют «этнокультурным»). Ключевые слова здесь — «единый организм».

Деятели немецкого Просвещения понимали «народ» как «органическое единство духа», опирающееся на общность языка и культуры. При таком взгляде нация — это организм, порожденный надчеловеческими силами. Источником этих сил у одних философов был «миф крови и почвы», у других воля Провидения, предначертавшего каждой части человечества свою миссию и «естественную» форму сообщества. Наш Вл. Соловьев писал: «Идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности».

Множество мыслителей и поэтов ищет ту сущность (эссенцию), которая и обеспечивает единство членов нации (народа, племени), «преемственно» воспроизводит его в каждом новом поколении. Это представление об этничности называется эссенциализм. Крайние его приверженцы ищут эту эссенцию в крови (и, как выразился один этнолог, «забредают в зоопарк социобиологии»), другие, как наш замечательный Л.Н. Гумилев, говорят о влиянии ландшафта и космического «этнического поля».

Если так, то возникает вопрос: как могло случиться, что данная изначально сущность нашей нации исчезла. Когда и кто ее разрушил или изъял? Она должна быть «разбужена» или привнесена откуда-то извне? Но ответить на эти вопросы в рамках концепции эссенциализма очень трудно. Поэтому она уступила место другой модели нации, более простой и согласующейся с фактами. Основы ее были заложены философами французского Просвещения (как пишут, и Бисмарк, прибегая к риторике «крови и почвы», в практике опирался на французскую концепцию).

Согласно этой модели, жители определенной территории становятся нацией, когда члены их общности признают определенные общие права и обязанности по отношению друг к другу. Именно взаимное признание такого товарищества и превращает их в нацию, а не другие общие качества, которые отделяют эту общность от всех иных, стоящих вне ее. Понятно, что такое товарищество может быть или укреплено, или разрушено экономическими, политическими и культурными средствами, без всякого «зова крови» или Провидения. Немецкая и французская концепции развивались разными путями. У немецких философов-романтиков нация — вечный дар. У французов — результат выбора людей, выражающих волю жить вместе, продукт творческой деятельности всех групп общества.

Н.А. Нарочницкая определяет нацию как организм, в котором «в момент исторического вызова возобладает ощущение общности над всеми частными разногласиями». Это также предполагает наличие какой-то надчеловеческой сущности, голоса свыше, который предупредит нас, какого числа произойдет момент исторического вызова. Обычные люди голосов свыше не слышат, на них больше действует телевидение. Никто не заметил исторического вызова ни в день беловежского сговора, ни в момент приватизации. А ведь ломалось жизнеустройство. Каким же образом, по мнению Н.А. Нарочницкой, мы будем замечать такие моменты в будущем? И какие разногласия надо считать частными? Кто укажет критерий — «Единая Россия»?