Оппозиция как теневая власть

Коллективные хозяйства «Валерька» явно не жалует. Когда о них заходит речь, к монологам его «соавторов» он добавляет свои ремарки: «Везут, воруют, по ночам не спят. (Добродушно смеется). Растаскивают колхозное имение!»; «Самое главное – мое! Ты понял? Мое! А в колхозе?!.. Тащат вовсю! И ничего там никогда не будет, в колхозе-то! (Смеется, весьма язвительно)». И сколько тут восклицательных знаков, как их только диктофон засек.

В авторских комментариях сказано многообещающе: «Вся проблематика существования новейшего двора так или иначе вращается вокруг вопроса о форме собственности на землю. Во всяком случае, об иных проблемах крестьяне говорят мало… Идея своей земли, чувствуется, их очень волнует». Чувствуется! Тут бы и дать крестьянам слово, пропорционально важности вопроса. Но, видно, диктофон заело. Приведена всего одна фраза – того, «язвительного»: «Без частной собственности и без спекуляции ни-че-го на базаре не будет». Негусто на 15 тыс. страниц, на которых «об иных проблемах крестьяне говорят мало».

Сам этот способ создать впечатление, будто «голоса крестьян России» – за частную собственность на землю, для ученого недопустим. Ведь известно, что крестьяне – против, и год за годом эта их установка подтверждается. Как же можно давать «монологи» без комментария?

А что нам говорят о производстве? Судя по всему, В.Г.Виноградский, вслед за своим патроном из Манчестера, уповает на фермера. Он пишет: «Работа в коллективном хозяйстве не очень волнует, по словам рассказчиков, членов (?) современного двора. Зато все продуктивные усилия развернуты сегодня в сторону собственного хозяйства». Это – после пяти лет таких ударов по колхозам, каким подвергалась кроме них, пожалуй, только армия. Да, после всех этих ударов «село отступило на подворье» – силы были неравны. Это и привело к тому, что производство упало вдвое и Россия, войдя в режим полуголода, утратила продовольственную независимость.

Это означает, что быстро свертываются созданные за советское время «цивилизованные» формы производства. Восстанавливаются архаичные технологии и организация труда – с огромным откатом из-за того, что на селе уже отсутствует тягловый скот. Возникает никогда не существовавшая, неизвестная миру система, сочетающая остатки современной электротехники с технологией раннего земледелия.

Снижается товарность производства, оно еле обеспечивает само сельское население. По сравнению с «нерыночным» 1985 годом в «рыночном» 1992 году товарность зернового производства снизилась в России с 40 до 24%, а картофеля – с 22 до 8% Уже на первом этапе рассредоточения скота с ферм на подворья при потере всего 1% поголовья коров товарность молока в России упала на 26%. Умиление либеральных идеологов таким усилением подворья вызвано лишь тем, что оно внешне напоминает частное («фермерское») хозяйство. На деле подворье является укладом средневековым, докапиталистическим. Его усиление – признак разрухи.

А что же фермеры, как они «накормили Россию». Ведь эксперимент поставлен крупномасштабный – крупнее некуда. Фермерам отрезали огромный клин угодий – 10 млн. га. С них они дают чуть больше 1% всей продукции. Продуктивность в семь (!) раз меньше, чем даже в сегодняшних полузадушенных колхозах. Чему тут можно радоваться?

Социолог В.Г.Виноградский умиляется: «Таким образом, заметно изменившийся за 60 лет крестьянский двор начинает постепенно, на ощупь восстанавливать свои родовые качества, привычки и знания». Мол, слава богу, советский морок кончился, русские мужички станут самими собой. Что же это такое, если на доступном языке? Сам же социолог поясняет: «Ради интенсивного использования ресурсов доколхозного двора хозяин не жалел ничего, даже подрастающее поколение, очень рано включая его в дворовую работу… Много и тяжело работали все члены семьи. И заставляли их не привязанность и любовь к земле, а, скорее, нужда. Ради этого – постоянная самоэксплуатация». И вернуться к этому – благо? Благо – для кого?

Из рассказов матери, которой с пяти лет пришлось работать в поле, я знаю, как к вечеру на всех «собственных» наделах плакали дети, весь организм которых содрогался от тяжелого труда. Наши социологи и философы, уверены, что их детям и внукам плакать в поле не придется. Скорее всего, они правы, но как грустно, что бытие действительно определяет сознание интеллигенции.

Примечание: эту статью я, как водится, отнес в газету «Завтра». Но там ее не взяли – «слишком интеллигентная». Видно, и впрямь слово «интеллигентный» в Газете Государства Российского считается ругательным. Слава богу, «Сов. Россия» пока относится терпимо.

1997

Немного о правилах спора

В своих статьях я почти не высказываю моего мнения – зачем давить на людей. Я ставлю вопросы. Моя цель – сделать кашу в головах чуть-чуть более упорядоченной. И тогда люди будут делать разумный выбор, который можно уважать. От тех, кто вызывает меня на полемику на драгоценных страницах «Сов. России», я прошу немногого: чтобы они прочли статью, с которой спорят. И спорили по сути.