- Потому что пикет одиночный. Двое - уже митинг. А за это - уголовка. Поэтому стоим по одному и не шумим. Всё понятно?
Данил слушал и не верил, что он здесь. Одиночный пикет... Уголовка... Лозунг... Так вот как всё это называется. А он тогда кто?
- Тебе ясно? - спросил Дима.
- Понял. Не кричать, не говорить, не ходить, по двое не стоять.
- Сверим часы.
На телефонах было десять часов.
- В двенадцать жду здесь. Давай ещё по одной.
Достали сигареты. На этот раз угощал Данил.
- И ещё, - добавил Дима, - если заберут менты - друг друга не выдаём и не оказываем сопротивления. Одиночный пикет не требует согласования. Но забрать могут. Не сопротивляемся, идём спокойно, сидим в отделении два часа - и домой. Они связываться с мелкими не будут - попугают и отпустят. Всё, пошли, - Дима бросил окурок.
Данил неуверенно пошёл к прудам.
- Не бойся, - крикнул ему Дима.
- Я не боюсь.
Но он боялся.
Данил медленно шёл вдоль прудов.
Он встал в конце бульвара - и просто стоял. Держал в руках листовки, ещё не решаясь начать их раздавать.
Даниле казалось, что все вокруг смотрят только на него. Но люди бежали мимо. Где-то маячили полицейские. Но они тоже не обращали на Данилу никакого внимания.
Данил сел на бордюр. Было холодно, но он сидел.
Достал телефон. Смс от Оли.
Заметила, что он не пришёл.
"Что делаешь? У нас скука. Химичка не уймётся. Достала уже. Спишь?"
"Ага. Лежу".
Он раньше не врал Оле. Маме - да. А Оле - нет.
Но сейчас Оля далеко.
"Спи. Я зайду после школы"
"А чего вчера не вышла?"
"Мама позвонила. Надо было к ней"
Значит, они ещё вместе. Данил улыбнулся. Всё вокруг стало казаться немного другим.
Было так странно, что он здесь. Всё казалось неестественным. Как будто это не он, а кто-то другой. Что он здесь делает? Зачем?
Ещё раз посмотрел на листовку. Потом на свою футболку. Встал. И насколько мог, вытянул руки с листовками в разные стороны.
Люди иногда оборачивались на Данилу. Что-то говорили друг другу, но шли дальше.
Данил боялся сделать шаг и превратить свой одиночный пикет в шествие. Он продолжал стоять на одном месте с раскинутыми руками. Он тут же замёрз без движения. Но от страха не чувствовал ничего, кроме желания поскорее уйти. Он сейчас ощущал себя революционером, про которых им рассказывали на истории. И одновременно государственным преступником.
- Реклама? - какой-то пацан, не многим старше Данилы, подошёл к нему вплотную.
Данил вздрогнул. Дима чётко сказал - не говорить и не стоять по двое. А может этот пацан - провокатор? И как только Данил сдвинется с места и откроет рот - этот тип тут же позовёт полицию.
Данил сделал полшага назад и протянул ему листовку. Парень взял её и просмотрел.
- А, я думал реклама.
И ушёл. Одна листовка была роздана. Осталось около ста - пятьдесят в одной руке и пятьдесят в другой.
Руки от напряжения быстро устали. Данил решил менять их. Опустил одну.
Людей стало прибавляться - Москва спешила по делам. И листовки стали расходиться. По домам, офисам, школам.
Кто-то фотографировал Данилу на телефон.
"Всё, я попал", - подумал он.
Но было почему-то уже всё равно. Он стал ощущать себя частью чего-то большого и важного.
Через два часа зубы стучали от холода, а руки онемели. Осталось листовок двадцать. Данил убрал их в карман джинсов и пошёл к памятнику.
Дима уже был там.
- Ну как?
- Замёрз ужасно. Вот осталось. - Он протянул Диме листовки.
- Оставь пока себе.
- А ты?
- Я даже раньше. Но я у метро стоял. Один докапывался - пришлось уйти к Макдаку. Но там даже народа больше. А ты чё футболку не снял? Я же говорил.
Данил деревянными пальцами стащил футболку и надел куртку.
- А что это за памятник? - спросил он, заикаясь от холода.
Дима посмотрел на памятник, около которого они переодевались.
- Да поэт какой-то. То ли киргиз, то ли казах.
Данил посмотрел на этого поэта. Прочитал на памятнике:
Абай Кунанбаев
Казахский поэт и мыслитель.
Поэт сидел на высоком камне. Глаза его были закрыты. Одну руку положил на книгу, другая просто опущена вниз. Сидел, словно задумавшись о чём-то, не обращая ни на кого внимания.
- Пойдём в Макдак. Есть охота, - сказал Дима.
. . .
В Макдональдсе немного согрелись. Взяли бургеры, колу, картошку - привычный набор. Нашли пустой столик. Сели у окна.
Данил смотрел на людей. Ничего и никто не изменился. И они сами - сидели в Макдаке и ели, как будто не стояли только что на одиночном пикете.
- В это воскресенье будет митинг. - Сказал Дима. - На Октябрьской. Пойдёшь?
Данил задумался. И всё смотрел в окно на людей. Какой-то оборванный грязный мужик стрелял у прохожих денег. Он был ещё нестарый, не инвалид. Но протягивал руку и грубым пьяным голосом кричал:
- Я есть хочу! Не надо денег, дайте поесть!
Сквозь открытую дверь его было хорошо слышно даже здесь.
- Тебе не хочется большего? - вдруг спросил Данил.
- Большего? Чего?
Данил наклонился к Диме, чтобы никто не услышал и прошептал. Он не хотел шептать, он хотел сказать открыто и громко. Но получилось только прошептать:
- Ты был на Болотной?
Дима замер и напрягся.
- А что?
- Ничего, - Данил покраснел. Неужели Дима может подумать, что он... Данил не мог подобрать слова. Сдаст его.