Пес тут же замотал хвостом, и Марик подумал, что подобострастное виляние могло обозначать что угодно, но руки его уже сами собой развязывали мешок и торопливо складывали шалашиком поленья. Скоро в расщелине затрепетал костерок, а кусок копченого мяса с сухарем и кружкой горячего вина окончательно уверил баль, что все не так уж плохо, как показалось ему на первый взгляд. Откуда-то сверху полетели снежные хлопья, ветер стих, и в накатившей на измученных путников тишине пробудился рокот далекой речушки.
— Она течет в Скир? — оживился Насьта.
— Не она, а он, — проворчал Рох, который к вечеру окончательно подрастерял остатки лоска и почти всю спесь. — Даж бежит в Скир. Изгибается возле Борки, защищая ее восточное плечо, затем уходит к Омассу, а после, отделяя лесные равнины от непроходимых гор, спешит к Лассу и впадает в море. Если хенны возьмут Борку, то только Даж может остановить их. Единственный мост на Скир возле Ласской крепости — и уж точно укреплен бастионами.
— Подожди, — нахмурилась Кессаа. — Но ведь Омасс тоже стоит на левом берегу Дажа, как и Борка, а к Борке мы не идем. Получается, что мы дважды должны будем пересечь Даж? Выходит, есть еще мосты через реку? Или нам придется спускаться вниз?
— Нет, — замотал головой Лат, который смаковал выданные ему сухарь и ломоть мяса, как самое роскошное кушанье. — Мостов нет, но переходы есть. Спускаться не придется. Если только падать, но лучше не падать. Лучше идти. Не надо падать: там, — он махнул рукой вниз, — будет лепешка.
— У меня только одна просьба, — вежливо прокашлялся Рох. — Я к тебе обращаюсь, молодой бальский воин, который отчего-то показался мне сначала похожим на колдуна. Впрочем, мне извинительно, — похлопал слепой пальцами по векам, — не разглядел! Если ты вздумаешь падать в пропасть, будь так добр, сразу же отпускай цепь, которая заканчивается у меня на запястье, иначе мы погибнем оба. И в то же время, если я буду падать, не отпускай ее ни в коем случае!
— Чтобы не погиб досточтимый Рох, — закончил Насьта. — Вот такушки, выходит?
— Вы ничего не понимаете, — поморщился Рох. — В сущности, смерть от падения мгновенна. Полет тоже недолог, но испугаться Марик не успеет. А ценность одного воина — это ценность одного воина. Скорая смерть — мечта любого, кто выходит на дорогу войны. Она лучше долгих мучений. Вместе с тем мне падать никак нельзя! Только я один могу провести вас в Омасс и вывести из Омасса. К тому же я вовсе не уверен, что в городе теперь не хозяйничают хенны. Тогда одна дорога — в падь.
— Я, кстати, вовсе не собираюсь падать в пропасть! — возмутился Марик. — И уж тем более выпускать цепь. Так что о ценности каждого из нас будем рассуждать позже.
— Почему ты не боишься пади? — спросила Кессаа.
— Глаза боятся, — ответил после долгой паузы Рох. — Когда глаз нет, страхи уменьшаются, ты сама все увидишь. Запомни, девочка: меньшая часть страхов живет здесь. — Слепой коснулся ладонью груди и потянул на плечи плащ.
— Всем спать, — приказала Кессаа и, поднявшись, принялась всматриваться в небо.
— Что случилось? — насторожился Насьта.
— Пока ничего, — негромко ответила девушка и добавила: — Но случится непременно.
Ночью Марик спал плохо. Ему казалось, что он обратился в крохотную букашку, которая ползет через вздыбленный пласт земли, представляя его горным хребтом, но только для того, чтобы провалиться в след от каблука, на дне которого темнеет черная жижа, и другой каблук несется с неба, чтобы обратить в следующее пятно жижи самого Марика.
— Вставай, — похлопал его по щеке Насьта. — Светает, нам следует торопиться.
Все-таки самым трудным был первый день, и прежде всего — из-за ледяного ветра. Ни на второй, ни на третий день теплее не стало, а дорога порой превращалась в такую узкую полоску между скалами и бездной, что даже Хвост начинал скулить, не решаясь двинуться с места, но ветер больше не разыгрывался. Горы словно смирились с вторжением незнакомцев: хотя и отказывались им помогать, сглаживая под стертыми сапогами скалы и пропасти, но и мешать не пытались.
Лат шагал впереди, на трудных местах объяснял, как следует передвигаться, порой подхватывал пса и тащил его на себе. Мешок на спине Марика стал почти невесомым, и он с тоской оглядывал скальные уступы, надеясь разжиться хотя бы стволом горного кустарника. В полдень четвертого дня спутники выбрались на склон горы, которая забиралась выше той горной гряды, по которой им пришлось идти до сих пор. Когда языки ледника остались позади и тропа перевалила через скалистый гребень, Кессаа пригляделась к языку камнепада, сползающего со следующего склона, посоветовалась с Латом и объявила привал.
— Будем ждать, — сказала она. — Мы прошли половину пути до Омасса — самое время посмотреть, сколько человек нас преследует после того первого приключения у стены и тех ловушек, что я разбросала на тропе.