Оправа для бездны

— Порой только обожженный и может огонь пересилить, — пробормотал Анхель и добавил: — Семечко было с собой у кого-то. У Сади, Сето или Сурры, но кто-то принес в Оветту семечко. Не сразу оно проклюнулось, а как проклюнулось, не сразу в рост пошло. А уж как пошло — тут не заметить его нельзя стало, потому как корешок от этого семечка по-всякому через пуповинку-то обратно пополз, словно там деревце, с которого он упал. Там, где человек не проберется, он и протиснулся. А может, и с самого начала был этот корешок, может, и не рвался. А росточек этот долго в сухости содержался, но уж когда освободилась Суйка, то и он волю почувствовал. Вот он и сосет все, до чего дотянется. А почему с мертвых начал — так ведь их ему только и везли до недавних пор. Привык, наверное.

— А идти к нему мертвецов ножками твой росточек отчего неволит? — Айра прищурилась, хотя что-то охолодело в груди. — Не мне тебя магии, дед, учить, но ты же и сам понимаешь, что представление это лишь силу из тел высушивает.

— А представь, что этот росточек, или, как ты говоришь, зверь, — дитя неразумное.

— Возрастом в тысячи лет? — подняла брови Айра.

— И чего же ты хочешь? — развел руками Анхель. — Вот для тебя и Насьта дитя неразумное, а уж он-то, считай, в два раза тебя старше. Да если и вправду там, в другом мире, сеятельница этого ростка — так чего удивляться? Кому его воспитывать да уму учить?

— Так, значит, выстраиваешь? — опустилась в раздумья Айра. — Отчего же все-таки Кессаа этого не сказал? Она ведь, считай, с закрытыми глазами в Суйку пошла, да и зачем пошла? Чтобы в храм в центре мертвого города войти да то предсказание, что на нее повесили, с завещанием Сето сверить?

— Не мог я ей сказать, — строго произнес Анхель. — Она в родстве с тем семенем.

— Не поняла? — напряглась Айра.

— В родстве, — повторил Анхель. — Это только ремини могут чувствовать, я вот пацана твоего встретил бы не теперь, а лет через сорок, и все одно сказал бы, что твоя кровь.

— Может быть, ты теперь и мое родство к этому семени-зверьку протянешь? — сдвинула брови Айра.

— Нет, дочь Ярига, — покачал головой Анхель. — Твоего родства с ним нет. А вот корешок-то его теперь через тебя проходит. Через кровь твою. Уж и не знаю, как ты ее с волокном его смешать сумела. Сама уж думай, где проливала ее в последние месяцы.

— Что ты говоришь? — нахмурилась Айра.

— Что чувствую, то и говорю, — прошептал ремини. — А что делать, не знаю. Убьешь тебя — он или новый пробурит, или разольется от безысходности по всей нашей земле и отравит ее навсегда. А может, и в сыне твоем отзовется: кровь-то у вас общая. Возле Кессаа тоже корешок был, но она как-то иссекла его. Я это потом только понял. Да и ты, кажется, пыталась, но он теперь в плоти твоей, пока ты его снаружи не посечешь!

— В крови? — переспросила Айра.

— Ты сама знаешь. — Анхель судорожно вздохнул. — Спорить будешь? А не задумывалась, отчего это мертвые-то возле тебя лежат спокойно, не торопятся никуда, если ты сама их не отправишь?

Зажмурилась Айра, вспомнила языки дымные, что тянулись к ее нутру от мертвых тел, и едва не до крови губы прикусила.

— Так, может, я и есть то семя? Тот зверь неразумный? — прошелестела она.

Замолчал Анхель. Оглянулся, состроил рожицу безмятежно играющему Тируху, подмигнул побледневшей Оре, почесал нос.

— Ты-то? — Сделал вид, что размышляет, и звонко чихнул. — Ты — точно нет. Но зацепило это тебя так, что разберешься наверняка. А знаешь еще, зачем он сына твоего на себя тянет? Зачем ему хеннские таны — и старший, и младший? Ему крови нужно и смертей. То ли его голод и жажда мучит, то ли еще что, но кровь хеннских правителей как раз ему эти смерти всегда и дарила. Имеют привычку хеннские таны под свою смерть десятки тысяч трупов подгребать.

— А не захлебнется он от этой крови? — спросила Айра.

— Может, и захлебнется, а может, и из пади, из ловушки своей выплывет, — серьезно ответил Анхель, и Айра вдруг поняла, что все им сказанное если не истина, то уж весьма близкое к ней представление. — Иди, девка, — поднялся из-за стола Анхель. — Если ты или Кессаа с этим забавником не разберетесь, то уж никто не справится. Что-то есть у вас в руках такое, что ему словно отдушина в темной клетке. Смотри, может быть, перекрыть ее надо? А за сына не беспокойся: без пригляда не оставим.

— Научи меня, — твердо произнесла Айра. — Научи меня золото расплавлять!

— Научить-то можно, — кряхтя, поднялся Анхель. — Так ведь есть знания, которые словно сети. Забрасывать легко, а вытянуть — и надорваться можно.

— Тяжело будет — отдышусь, — сузила глаза Айра.