Оправа для бездны

— Сади не погиб, — чуть громче повторил Яриг. — Или тот, в кого обратился Сади, не погиб. Я так и не смог никому рассказать об этом, потому что Сурра уже не слышал меня, да и я сам потерял рассудок от горя, от того проклятия, которым наградила меня Мелаген, когда увидела, что я сотворил… Я даже не помню, где я скитался и что я делал последующие несколько лет, а когда попытался вернуться в Риссус, обнаружил, что царство риссов навеки скрыто непроходимой пеленой. Сурра или я — мы не смогли убить Сади. Иначе Сурра остался бы жив. Когда кинжал входил в сердце Сади, мне показалось, что я протыкаю лезвием пустоту. Мне показалось, что еще мгновение — и кинжал растворится у меня в руках. Я почувствовал смертный ужас, который коснулся меня и который, к моему счастью или несчастью, взял на себя Сурра. Я решил, что он уже мертв, но, ужасаясь собственным действиям, оставил оружие в ране, захлестнул горло и руки Сади ремнями и повесил его на крюке для настенной лампы.

Айра в ужасе прижала к губам ладонь.

— А потом?

— Потом? — Яриг усмехнулся. — Потом в легендах все говорится примерно правильно. Вот только обо мне там больше ничего нет. Сотни лет я прятался то ли от самого себя, то ли от смерти. Ведь Сурра не дал мне бессмертия. Долгое дыхание — это только долгая нить судьбы, которую можно тянуть бесконечно, но вот и ей приходит конец.

— Почему? — не поняла Айра.

— Так сложилось, — прошептал Яриг. — Всему рано или поздно приходит конец. Зах прислуживал Сурре и, вероятно, был с ним, когда тот двигался к собственной гибели, — значит, и собственное долгое дыхание Зах взял у Сурры. Вероятно, теперь он хочет сделать его еще более долгим. Правда, он не знает, что я не собираюсь отдавать ему дара Сурры. Я хочу отдать его тебе.

— Зачем он мне? — только и сказала Айра.

— Пусть будет, — пожал плечами Яриг. — Может быть, ты поймешь, что за холод несется над Оветтой. Такой холод, что я не могу согреться уже много месяцев. Тот же самый холод, который я почувствовал, пронзая сердце Сади. Эти трое — Сурра, Сади и Сето — если и не переломили нашему миру хребет, так порядком повредили его. И боюсь, что занесли в его раны грязь. Грязь, с которой не сможет справиться никто. Тебе следует бежать, Айра. Далеко и надолго. Бежать и прятаться, потому что только в глубоких норах можно будет переждать ту бурю, что опустошит эту землю. Впрочем, я не уверен даже в этом. В крайнем случае, сбережешь себя и посмотришь, чем все это кончится… или не кончится.

— Это все? — с трудом разлепила губы Айра.

— Прости меня, — вдруг попросил Яриг.

— За что? — не поняла Айра.

— Твоя мать тоже была моей дочерью, — с трудом вымолвил Яриг.

— Так вот как! — потрясенно прошептала Айра. — Вот как пробуждаются магические способности в обычной рисске, пусть и рожденной от сына великого мага? Надо же, и искры из глаза не сыплются! А если бы я не обнаружила в себе силы, ты бы сделал меня своей очередной женой? Или изнасиловал?

— Иди. — Яриг уже стоял в дверях. — Иди к Маэлю — и жди. Как почувствуешь, что долгое дыхание Сурры настигло тебя, сразу уходи. Не позднее чем завтра. Я постараюсь обмануть Заха, но он очень силен. Он взял у Сурры много. Или использовал с умом то, что взял. Уходи, пока он будет праздновать победу, я постараюсь, чтобы он не понял, что я отдал дар Сурры дочери. Но рано или поздно поймет. Уходи и прячься. Ничто не спасет Оветту. Поверь мне, я чувствую, а скоро почувствуешь и ты. Как почувствуешь — уходи, и, чем дальше ты заберешься, тем больше надежды, что останешься жива. И не откликайся на его зов. Он станет звать тебя.

Отец выпрямился и шагнул через порог. Айра медленно сдвинула покупки в мешок, оставила на стойке несколько монет. Хозяин посмотрел на них даже не с ненавистью, а с укором.

— Прощай, я больше не приду, — невольно произнесла она по-рисски, заставив трактирщика удивленно поднять брови, и вышла наружу. Яриг уже почти пересек площадь. Маленький и сгорбленный, никак не напоминающий ненавистного убийцу Варуха, о котором Айра слышала еще юной девчонкой, он подходил к воротам внешней стены храма, которые, как и сам храм, не закрывались никогда. «Уходи», — повторила она про себя слова Ярига, сворачивая в сторону торговой площади и гостеприимного дома несчастного Маэля. Да, этот город без единого стебля или листа, без птиц и бездомного зверья, без мусора на улицах и улыбок на лицах горожан — угнетал ее, но ничто не предвещало бури, о которой говорил Яриг. Даже мертвые, чьи ступни были прибиты к столбам, не могли удивить Айру. В Скире она видела и не такое. Да и в Деште ужас на лицах переселенцев из-за Лемеги, которые кричали, что серые вырезают всех — даже детей, стариков, женщин, — не предвещал бури. Не Яриг ли сам посмеивался сквозь стиснутые зубы, что серые уже не в первый раз опустошают Оветту. Он знал? Он видел подобное не раз — и выжил. Так что же напугало его теперь, если его не напугали серые? Уходить?