Оправдание евразийской интеграции

Расхождение стран-участниц ЕАЭС относительно формата и дальнейшего расширения объединения напрямую вытекает из проблемы соотношения политической и экономической сторон евразийской интеграции. Так, например, казахстанская сторона является сторонником исключительно прагматичного подхода к евразийскому интеграционному процессу. В своих выступлениях Н. Назарбаев всегда подчеркивает то, что ЕАЭС должен строиться, прежде всего, на принципах добровольности, равноправия, взаимной выгоды и учета прагматических интересов.⁴³ Так, в своем выступлении в МГУ Н. Назарбаев отметил: «Всегда был и остаюсь искренним сторонником известной формулы – «сначала экономика, потом политика». Этот принцип носит всеобъемлющий характер, распространяясь как на внутреннюю, так и на внешнюю политику нашей страны. Такой подход обеспечил последовательность во всех сферах развития Казахстана – от экономических реформ до выстраивания прагматических отношений с партнерами на международной арене»⁴⁴.

Однако практика строительства Евразийского экономического союза позволяет сделать вывод о том, что принцип «сначала экономика, а потом политика» в отношении ЕАЭС реализуется не в полной мере, как правило, благодаря геополитическим устремлениям Москвы, для которой постсоветское пространство является зоной исторического доминирования. На наш взгляд, Россия, в отличие от своих партнеров по интеграции, вкладывает в евразийский проект прежде всего политический смысл. Этот факт подтверждается, во-первых, тем, что структура российской экономики явно ориентирована на Европейский союз, во-вторых, тем, что Москва является основным спонсором интеграции. Реализация интеграционного проекта позволяет России нарастить свой «вес» в мировых политических процессах.

Стремление Москвы к политической интеграции явно не по нраву Астане и Минску, которые, как и все молодые постсоветские государства, ревностно относятся к своему суверенитету. Показательной в этом случае является реакция казахстанских политических кругов на инициативу С. Нарышкина, который еще в 2012 году выступил с инициативой создания «Евразийского парламента на основы прямых демократических выборов»⁴⁵. Так, например, советник Президента РК по политических вопросам Ермухамет Ертысбаев прокомментировал инициативу спикера российского парламента следующим образом: «О каком парламенте может идти речь, если мы не наладили в полном объеме работу Таможенного союза. Если бы вы увидели свод перечня административных барьеров во взаимной торговле пищевыми продуктами, то у вас бы волосы дыбом встали. Видимо, С. Нарышкин высказал личную точку зрения, но очевидно, что союзный парламент – дело отдаленного будущего»⁴⁶. Еще боле жестко отреагировал секретарь правящей партии «Нур Отан» Ерлан Карин: ««Создание наднациональной политической структуры нами не может обсуждаться в принципе, поскольку это напрямую затрагивает суверенитет нашей страны»⁴⁷.

Заявления казахстанских чиновников, на наш взгляд, демонстрируют реальное отношение местных элит к более тесной и глубокой интеграции с Россией, которое заключается в том, что «политизация» интеграционного процесса недопустима и полномочия Евразийской экономической комиссии будут охватывать только некоторые экономические вопросы. Вопросы, связанные с охраной границ и безопасностью, миграционной политикой, образованием, наукой и культурой, не будут регулироваться наднациональными институтами. Создание каких-либо политических надстроек к действующей интеграционной модели будет возможно только после углубления экономических взаимосвязей.

Ускоренное присоединение к ЕЭС Армении, которая не имеет со странами-участницами интеграционного процесса общей сухопутной границы и является «слабой» в экономическом смысле, также является ярким примером политических мотивов России в отношении реализации евразийского проекта. Стоит отметить, что против присоединения Армении к ЕАЭС выступали как Астана, так и Минск. Однако Москве удалось «протащить» Ереван в интеграционное объединение, тем самым увеличив свое влияние в Закавказье.