Оправдание капитализма в западноевропейской философии (от Декарта до Маха)

Здесь сходство кончается. Беркли выдвигает понятие верховной субстанции, божества. Волею которого объекты, представляющие собой нечто отличное от субъекта, воспринимаются последним. В числе понятий, с которыми оперирует Авенариус, вы ни верховной субстанции, ни божества не найдете. И, если, разбирая теорию интроекции, мы говорили о верховной воле, то отсюда еще не следует, что для Авенариуса верховное организующее начало и центральная нервная система – синонимы. Правда, когда он трактует о проявлениях высшей организаторской воли, он иллюстрирует эти проявления на примере названной системы. Но, в то же время он заявляет, что любая центральная нервная система может быть членом другой центральной нервной системы, фигурирующей в качестве центра, т. е. играть роль подчиненного «организуемого» начало. А обращаться в «организуемое» начало «верховный руководитель» ни в коем случае не может. Это – привилегия, твердо установленная за ним историей философии.

Итак, наличность «верховной» организаторской воли официально, т. е. при помощи освященных философской традицией понятий, не утверждается. Верховный «руководитель» не фигурирует даже ни в виде кантианской идеи разума, кантианской «формы», ни в виде вундтовского «всеобщего единства». Однако, он все же имеется, все же является главным элементом философской системы. Все явления рассматриваются именно с его точки зрения. Его «незримое» присутствие постулируется необычайно высокой оценкой организаторского начала, выдвигаемой наряду с представлением об организуемых организаторах. И в той общей картине мира, которую дают философские рассуждения Авенариуса, на первый план выступает как раз организаторский характер организующих факторов. Подобной картины мира не получилось бы, если бы идеолог буржуазии имел в виду исключительно промежуточные организаторские звенья.

Мир представляет у Авенариуса агломерат центральных нервных систем. «Материя» абсолютно лишена всяких «качеств», как «первичных», так и «вторичных», некогда считавшихся ее неотъемлемой принадлежностью. Решительно все в материи определяется «духом», или, по терминологии автора «Критики чистого опыта», центральной нервной системой. Современный капитал чрезвычайно «эластичен»: для него не существует рабочих раз навсегда определенного типа, и существует сегодня рабочие известной профессии и известной квалификации, завтра – рабочие другой профессии и другой квалификации, сегодня Иваны, завтра Павлы или Яковы. Правда, переходить к эксплуатации труда квалифицированного «лондонского рабочего», к эксплуатации труда «китайского рабочего, довольствующегося поденной платой в шесть полупенсов» новая фабрика не может, но, повторяем, разновидности квалификации бесконечны. И эмпириокритицизм понимает «материальные» явления лишь как «связи», сочетания, комплексы, принадлежащие организующему началу и при этом постоянно меняющиеся. Те ли иные «предметы» перестают существовать в опыте известного субъекта, не переставая, однако, быть «предметами», т. е. продолжая существовать в качестве объектов других организаторских единиц. Если данное капиталистическое предприятие «отталкивает» от себя известные категории рабочих, рабочих определенной квалификации или профессии, это отнюдь еще не значит, что означенные рабочие перестают эксплуатироваться капиталом, принуждены совершенно исчезнуть из области производства; они «притягиваются» другими предприятиями.

Точка зрения идеализма в стиле Беркли проводится автором «Критики чистого опыта» с большею последовательностью и даже с большею, чем в трактатах самого клойнского епископа. Новой по сравнению с идеалистической концепцией последнего, несомненно, является характеристика промежуточных организаторских звеньев, в свою очередь, как явлений и «комплексов», определяемых верховной организаторской волей.

Впрочем, динамический взгляд на эти звенья в системе Авенариуса, собственно, только намечен, но не развит. Более яркую и детальную постановку вопроса мы находим у другого, не менее видного, представителя эмпириокритического мировоззрения – у Эрнста Маха. Таково учение Маха о «я», как логическом символе.

Здесь нам следовало бы заняться разбором и оценкой философии названного мыслителя. Но сказанное выше о философских взглядах Авенариуса делает подобную задачу излишней. Воззрения обоих философов почти тождественны. Сам Мах, выясняя различие между своей системой и системой цюрихского профессора, указывает лишь на несущественные подробности (различие в характере пути, приведшем к выработке эмпириокритического понимания мира, различие в оценке роли интроекции). Еще менее существенное значение имеет разница в терминологии, употребляемой апостолами эмпириокритицизма.