Оправдание Острова

Повествование об Острове Леклер рассматривает как метафору истории государства вообще. Может быть, даже всемирной истории. Эта мысль уже мелькала в его прежних разговорах с нами, а сейчас он в ней утвердился. В одном из своих измерений даже Библия – это тоже история, с ее светлыми и темными эпохами.

Мы сидим за низким стеклянным столиком. На нем ваза с фруктами. В тесном кругу фужеров графин с яблочным соком. Жан-Мари просит нас ответить на один важный для него вопрос.

– Есть жизнь Острова и вещи, которые мне в ней понятны. Например, Власть. – Жан-Мари берет один из фужеров и устанавливает в центре столика. – Власть осуществляет себя в Истории.

Рядом с первым фужером появляется еще один. Леклер тянется за третьим и четвертым.

– История Острова протянута между Пророком и Историком. И всё это, – рука Жана-Мари зависает над всеми фужерами, – функционирует как единая система. Какое место в этой системе занимаете вы? Я знаю, что место это велико, – но где оно?

Несмотря на перемещение посуды, вопрос непонятен ни Парфению, ни мне.

– Вы не пророки, не историки и давно уже не Власть – кто вы? – Жан-Мари ставит фужеры на место. – Ответ на этот вопрос – ключ к фильму. Кем вы себя на Острове ощущаете? Воплощением Истории? Духом вашего народа? Хранителями?

– Теми, кто живет несколько дольше, чем принято, – улыбается Парфений.

Леклер утомленно откидывается на спинку стула.

– А почему вы живете так долго? – спрашивает он. – Или, скорее, так: для чего вы живете так долго? Вы же не могли не задавать себе этот вопрос! Задавали ведь?

Парфений грустно смотрит на Леклера.

– Задавали.

– И в чем же состоит ваш ответ?

– В том, что спрашивать об этом нужно гораздо выше.

В лето двенадцатое правления Вальдемара на Острове начались реформы. Услышав в этом слове упоминание о форме, Президент решил начать именно с нее. Прежде синяя, военная форма стала зеленой, квадратные носы кирзовых сапог заменила лодочка, на пуговицах военнослужащих появилось указание рода войск, звёзды на погонах укрупнили, а честь разрешили отдавать, будучи без головного убора.

В учебных заведениях невоенного свойства цвет формы, напротив, поменяли с зеленого на синий, на бляхах ремней у учеников появился герб государства, у учениц же существенно изменился покрой передника.

Близкие к правительству издания отмечали глубину и необратимость реформ.

Но этим преобразования не ограничились. Правостороннее движение решено было сделать левосторонним, что вызвало неподдельное беспокойство у фельдмаршала Серапиона. Он предупредил, что, будучи неподготовленной, такая реформа приведет к многочисленным жертвам. Выходец из народной среды, он напомнил пословицу:

Немудрено голову снять, мудрено приставить.

К несчастью, пословицы никто не услышал. Дорожное движение в стране изменили за сутки до объявления об этом. Разметку на дорогах сменить также не успели, рассудив, что не откладывать же реформу из-за такой малости. Как и предупреждал Серапион, последовали жертвы.

Заключительной реформой стало введение в стране поста вице-президента. Нововведение Вальдемару подсказал тесть, предложив назначить на этот пост дочь свою и жену Вальдемарову Сесилию.

Парфений

Сегодня вечером нам в Париж позвонил Филипп. Он нашел хорошую иллюстрацию для издания – блаженный Иероним. Пещера. Свиток. Лев. Эта фреска находится прямо над могилой Агафона.

Мы говорим по громкой связи.

– Над могилой Агафона? – Ксения удивлена. – Я помню эту фреску: она на противоположной стене.

В голосе Филиппа появляется терпение. Он подробно описывает место расположения фрески. Левый придел, несущая стена храма. Но. Ксении кажется, что Агафон был погребен в правом приделе. Она в этом убеждена. И я думаю, что она права.

– Хорошо, буду выяснять, – кротко говорит Филипп.

Может, и не будет – такой у него голос.

Он позвонил через два часа. Взволнован.

– Представляете, Агафон действительно был похоронен у противоположной стены! Во время реставрации собора при Власе захоронение перенесли. На его месте Власу захотелось установить скульптуру пчелы. Вы понимаете, что это значит?

– Понимаю. Мы искали не в тех голосниках.

– Вот именно! Просто в министерстве культуры о перезахоронении не помнили.

Разумеется, не помнили. У них много других дел.

Вальдемар от реформ быстро устал, да и государственные дела в целом волновали его всё меньше. По вечерам он смотрел сериал Коломбо и в опасных для здоровья количествах пил пиво. В одной из серий Вальдемар увидел достойный удивления фокус с гильотиной.

Фокусник клал свою голову под нож, нож падал, но не причинял лежащему вреда. Всё дело было в защелке, которая незаметно устанавливалась на гильотине и препятствовала падению лезвия. Падала пустая рамка, при этом зрителям казалась, что падает нож. Этот фокус был использован для убийства фокусника. Ознакомившись с действием механизма, некий злодей переключил защелку, и гильотина сработала согласно своему прямому предназначению.

Вальдемар велел изготовить для него такую же гильотину и усиленно репетировал, чтобы показать новый фокус на праздновании Дня Острова.