Оправдания Евы

Я всегда полагала, что семейка у него экзотическая. Но не до такой же степени. От изумления не заметила, что официант принес третий бокал вина мне и кофе бывшему. А надо было бы следить за происходящим. Но тогда уж очень хотелось высказаться:

– О чем ты? Твоя мама всего лишь заведовала отделением в поликлинике. Моя чем только ни руководила, пока не стала замминистра, и то таких проблем никогда не возникало.

– Ну, положим, не замминистра, а руководитель направления. Отличная должность: министры приходят и уходят, а специалист работает себе и работает.

– Уровень тот же. И должность инфарктная. Только с таких и не изгоняют, как козла отпущения, если соответствуешь, конечно, – с готовностью разъяснила я.

– Не уводи разговор в сторону. Ты считала, что женщина должна и может быть только несгибаемой и властной, матерящей начальствующих мужиков, если у них что-то не получается, и хотела быть похожей на свою карьеристку мать. А то, что и твой отец, и твой отчим под напором ее характера благополучно спились и были выдворены из дома, – не проблема? – спросил он с какой-то дурашливой ухмылкой. Помолчал. И вдруг очень зло и нарочито четко произнес: – Ты не замечала и не замечаешь за собой вот этого пренебрежительного: «Всего лишь заведовала». Для тебя все, кто не дошел по трупам конкурентов до замминистра, – «всего лишь».

– Нет, милый, это не пренебрежение. Я отлично знаю, что для врача, который хочет лечить, заведывание отделением – пик карьеры. Начиная с главврача и выше уже «организаторы здравоохранения». Мне кто-то говорил, что все они – паршивые диагносты, наипаршивейшие, точнее. У них выход только наверх. Если останутся внизу, доошибаются до того, что придется выметаться из медицины. Мое «всего лишь» относится и к завотделением, и к министру, если они заняли свои должности по блату. Я думала, ты это усвоил еще в бытность моим мужем. Вот твой дядя, брат твоего папы, резво поднимался по партийной лестнице. Думаю, тоже шел по трупам конкурентов из парткома завода все дальше и дальше…

Ох, лучше бы я не видела, как разгладились мимические морщины на лице бывшего, как потеплел взгляд. Упоминание великого дяди привело его едва ли не в экстаз. Ну, и для кого из нас достижения родственников значили больше? Он сообразил, что не владел лицом, и попытался отвлечь меня:

– «Милый»? Ты обратилась ко мне «милый»?

– Разве? Извини.

Моя мама году этак в восемьдесят втором после института распределилась на скромную фабрику мастером. Такой активной и толковой оказалась девочка, что через три года заняла место ушедшего на пенсию главного инженера. А потом директор задумал фабрику приватизировать. Она его русским языком предостерегала: «Над тобой управление и министерство, вокруг бандиты. И все в позиции низкого старта – вертят от нетерпения задами и ждут идиота, который сорвется с места. Тогда можно будет кинуться за ним и на него, в неразберихе расправы подубасить друг друга и с самыми вменяемыми договориться. Ты каждый день это видишь. Остановись, придумай менее рискованный вариант участия в драке. Тогда можешь на меня рассчитывать». Нет, он попер напролом. Начальник управления отреагировал сразу и уволил его к черту. Директор попытался организовать бунт работяг. Мама пробормотала: «Я всегда против дураков» – и вернула народ к станкам. Да, тем самым трехэтажным матом, который так шокировал моего бывшего. Только на этом языке ей удалось объяснить людям, что такое российский вариант капитализма и как скоро они перестанут получать зарплату даже собственной продукцией. Надо полагать, в исполнении тридцатипятилетней женщины это звучало эффектно.

Начальник управления оценил темперамент главного инженера и назначил директором. Потом ему понадобились трезвые единомышленники в управлении, и маму перевели туда. Девяностые лихо перевалили за середину. Фабрику и множество ей подобных делили братки. Управление ликвидировали. Его теперь уже бывший начальник решил в частную собственность не играть, а пошел себе в министерство, собранное на живую нитку из нескольких прежних. Платили там непристойно мало, сотрудники разбегались кто куда. Он, почти не надеясь на взаимность, позвал с собой маму. Она, умная, вздохнула: «Устаканивать страну неизбежно придется. И боюсь, этот процесс будет покруче взбалтывания. А министерство – всегда господствующая высота над полем боя. Частный бизнес, конечно, заманчив… Нет, не в этой жизни. Ладно, пошли на госслужбу».