Определение области юриспруденции. Часть 1. О пользе изучения юриспруденции

1867 Смерть Сары Остин.

1869 Смерть Люси Дафф-Гордон.

Предисловие

[ко второму изданию работы Джона Остина «Определение области юриспруденции», опубликованному в рамках его «Лекций по юриспруденции, или философии позитивного права» 1861 года]

Мне кажется необходимым попытаться оправдать тот шаг, который я сделала, представляя перед публикой сочинения такого рода и такой ценности, как сочинения моего покойного мужа. Я также должна объяснить, почему я решила опубликовать их в том неполном и незавершенном состоянии, в котором он их оставил. Последнее решение было, действительно, необходимым следствием первого, поскольку меня едва ли можно было бы обвинить в непочтительности и самонадеянности при попытке исправить или изменить то, что он написал.

Я с почтением даю эти объяснения тем немногим, кому подобает упоминать о таком человеке, и прошу их не думать, что я столь небрежно отношусь к его славе, что легкомысленно и неосмотрительно взялась сделать то, что могло бы принизить репутацию, которую он (почти против своей воли) среди них приобрел. Их суду и беспристрастности я вверяю эти несовершенные сохранившиеся фрагменты. Какие бы недостатки они ни обнаружили, пусть они будут уверены, что он нашел бы больше и значительней.

Всем, кто интересуется наукой юриспруденции, хорошо известно, что Том, переизданием которого является настоящая работа, уже много лет не печатался. С того времени, как о нем стало известно, с разных сторон к Автору стали поступать искренние и лестные просьбы опубликовать второе издание. Их было достаточно, чтобы пробудить тщеславие любого, но не его.

К сожалению, они поступили слишком поздно. Публика или та небольшая ее часть, которая интересуется подобными вопросами, не обнаружила в своем доступе глубокого и ясного течения юридической науки, пока ее воды не были направлены в другие русла или исчезли вовсе. Соразмерно тому, как потребность в книге становилась все более насущной, состояние ума, в котором она была написана, и то, в котором эта потребность его застала, разделяло все больше лет и все больше занятий. Кроме того, надежда, воодушевление, пыл, с которыми он начал свою карьеру преподавателя юриспруденции, были омрачены равнодушием и пренебрежением, и в столь мало оптимистичном настроении, как у него, они не могли получить второго расцвета.

В мои намерения не входило вдаваться в подробности жизни, о которой мало что можно рассказать, кроме разочарований и страданий, и которая, как по собственному выбору, так и по необходимости, оставалась в тени. Ничто не могло быть более противно человеку с его гордым смирением и требовательной сдержанностью, чем то, что он отдает свою частную жизнь на суд публики; и мое почтение к нему не состояло бы в том, чтобы требовать преклонения (даже если бы я была уверена, что получу его) от мира, с которым у него было столь мало общего.

Но когда под влиянием соображений, показавшихся убедительными мне и его друзьям, наиболее компетентным для того, чтобы дать совет, я решила переиздать приводимый ниже том и опубликовать остаток цикла Лекций, частью которого являются содержащиеся здесь лекции, оказалось необходимым дать некоторое объяснение тому состоянию, в котором он их оставил; рассказать, почему работа, над которой размышлял Автор, так и не была закончена; почему уже напечатанная ее часть так долго и так упорно скрывалась от публики; и, наконец, что заставило меня взяться за трудную задачу подготовки этих материалов к печати. Для того, чтобы сделать это, я должна рассказать о тех событиях его жизни, которые непосредственно связаны с ходом его исследований, а также, пусть и с бесконечной болью, должна коснуться качеств или событий, которые парализовали его усилия по продвижению юридической науки и распространению важных истин.

Если я задержусь на его личном характере дольше, чем это может быть сочтено абсолютно необходимым для моей цели, мое оправдание будет найдено в словах писателя, который понимал и ценил его:

"В наши дни его личный характер был или должен был быть более поучительным, чем его интеллектуальная энергия. Он жил и умер бедняком. Его мало знали и мало ценили, и он не искал наград, которые должно было дать общество. Но во всем, что он говорил и делал, было достоинство и великодушие, которые давали один из самых впечатляющих уроков, которые можно постичь – об истинной природе и истинных источниках величия".

* * *