— Отойди, говорю. Все равно не возьму с собой.
Пес имел упертый нрав, прямо, как сам Мирон. Спустя несколько минут, не выдержав, Сабуров присел на корточки рядом с ним.
— Ну, ты что друг? — вымолвил он, гладя по загривку пса. — Я ведь на дело еду. Как там будет, я не знаю. А ты болен. Разве ты сможешь мне помочь больной?
Пес тут же подал голос снова. И Мирон понял, что он действительно хочет помочь. Итак, Серого он все же взял с собой.
Провинциального городка они с Василием достигли после полудня. Пес бежал всю дорогу сам, чуть прихрамывая, но не отставая. Чтобы он успевал, Мирон вел коня медленной рысью. Оттого, в посад они въехали, когда улицы были полны народу. Зная имя наместника селения, Сабуровы останавливались пару раз, спрашивая у местных людей, как им найти усадьбу боярина Адашева.
Расположенный, вокруг Троице-Сергиева монастыря, посад разрастался с каждым годом. Уже насчитывая почти триста дворов, он занимал обширную местность, где жили пахари, купцы и просто служивые люди. Изначально в округе селились лишь отшельники и иноки, но затем, в начале шестнадцатого века, сюда потянулись и мирские жители, которые обеспечивали монастырь кожами, железом, конями и другой утварью. Теперь, в посаде, стоящему на зеленых покатых холмах, вокруг монастырских неприступных стен, кипела бурная жизнь и торговля.
Сабуровы без труда отыскали усадьбу боярина Федора Адашева, ибо она стояла на главной улице посада, на самом высоком месте. Их пустили на двор и дворовый мужик, одетый в старенький кафтан василькового цвета провел молодых людей в передние палаты хором. Шепелявя и угодливо улыбаясь, старый слуга осведомился:
— Как о вас доложить, господа пригожие?
— Братья Сабуровы из опричного приказу, — коротко сказал Василий, постукивая плеткой по бедру.
— Будет доложено. Обождите здесь, господа хорошие, — кланяясь, сказал слуга и быстро засеменил к выходу из прихожей горницы.
Только через полчаса, в комнату, где ожидали молодые люди вошел боярин в домашнем длинном кафтане пурпурного цвета и простых сапогах без украшений.
— С чем пожаловали, люди царские? — спросил боярин Адашев Федор Григорьевич, сверкая глазами и явно предчувствуя дурные вести из Москвы. Сабуровы переглянулись, отмечая, что боярин явно напуган их визитом, но вида он не подавал.
— Опричники мы, из сотни волчьей, — объяснил Мирон. — По указанию государя нечисть ловим и изводим. Где такая водится. Наслышаны мы, что в вашем посаде некий колдун завелся, который людей пугает да козни свои строит.
— Ох. Как говорите, вы зоветесь? — выдохнул Адашев с облегчением.
— Мирон и Василий Сабуровы, из волчьей сотни.
— А, что-то слыхивал. Так Вы, братцы, нечисть ищите?
— Да. Хотим вам помочь. Есть же у вас колдун, воевода бывший? — сказал Мирон.
— Ох! Вы прямо как в воду глядите! И как вовремя приехали, — довольно вымолвил боярин. — Только вчера у меня хлебопашцы были. Всю душу мне вымотали. Заладили, что колдун этот им рожь губит и все! И так каждый год!
— Вот про него, колдуна я и говорю, — кивнул Мирон.
— Может, вы голодны? — предложил Адашев. — Пройдите в трапезную горницу. Отобедаем. А там и поговорим за чарочкою.
С сердца боярина упал тяжелый груз, ибо с перепугу он подумал, что опричники приехали его арестовать. А они, оказывается, по душу колдуна явились, который уже который год наводил страх на всю округу. Это весьма обрадовало боярина и он почти час сидел за дубовым столом, заставленным щами, соленьями и булками, и все пытался налить молодым людям некоего заморского вина, чтобы порадовать и задобрить их.
— Не пьем мы вина, благодарствуем, Федор Григорьевич, — уже в пятый раз повторил твердо Мирон, наливая себе в деревянную чарку холодного квасу из глиняной расписной крынки. Сабуров прекрасно знал, что после вина сознание и дух его помутнеют и он не сможет мыслить разумно. А им еще колдуна искать надобно было. — Вы лучше расскажите нам про колдуна вашего. Знаем мы, что он воеводою раньше был, да его и разжаловали за казнокрадство.
— Так и есть, — кивнул Адашев, подливая себе вина и добавил. — Давно это было, почти уж сто лет минуло.
— Как сто лет? — опешил Василий.
— И этот воевода до сих пор жив? Сколько ж ему лет? — поддержал брата Мирон.
— Явно больше сотни, — тихо сказал боярин, словно боясь своих слов, — Я еще мальчонкой был, а его уж колдуном звали и жил он на отшибе в доме с черными ставнями. А теперь, мне уж шестьдесят минуло. А этот колдун все не помрет. Явно водится с темными силами. Не может простой человек столько жить.
— Расскажите подробно, что еще знаете о нем? — попросил Мирон.