Перевел разговор на Башкина, спросив, кто, мол, таков и чем отличился, да так что в холодную угодил. Саму эту историю отчасти я знал, но без деталей, впрочем, как историки моего времени. Особенно врезалось в память то, что Висковатый схлопотал в процессе расследования этого дела изрядное наказание -- трехлетнюю епитимью[30]
. Не стоило ему вообще не заикаться о новых иконах, потому как это косвенное обвинение в адрес митрополита Макария, а при таком раскладе результат практически предсказуем. Конечно, трехлетнее отлучение от причастия не смертельно, но для православного той поры довольно неприятно -- вроде поражения в правах, как это было принято в сталинские времена.Основная же беда даже не в самом факте наказания, а в том что, попытка свалить Сильвестра оказалась безуспешной, причем сам дьяк засветился как сторонник родственников царицы Анастасии. С учетом того, что он изначально примкнул к Адашеву с Сильвестром, случившееся должно было сильно осложнить ему жизнь и дальнейшую карьеру. Кстати, подозреваю, что именно такой исход дела и привел его много позже в стан заговорщиков, а в конечном итоге -- на плаху...
В мои же планы такое не вписывалось, поэтому слово за слово я начал вплетать в монолог Главы Посольского приказа отдельные, вроде бы ничего не значащие реплики, которые в итоге должны были привести его в нужный момент к решению остаться пассивным в вопросе обвинения Сильвестра. Особых гарантий не было, все-таки метод Милтона Эриксона подразумевает состояние транса, а я не настолько хороший специалист в этом деле, хотя и увлекался в свое время, в том числе и такими методами косвенного внушения.
Остается надеяться, что в нужный момент мои закладки сработают, и думный дьяк вовремя прищемит язык, не доводя дело до конфликта с Макарием и Сильвестром. В конце концов, Висковатого окончательно сморило и он, заснул, прикорнув на лавке рядом со столом. Мне пришлось ночевать тут же, потому как стемнело, и улицы уже давно были перекрыты, а бдительные сторожа вылавливали припозднившихся прохожих подозрительного вида и препровождали их в съезжую избу.
...
Утром, по дороге спросил Висковатого, нет ли каких новостей по поводу шведских приготовлений, о которых я упреждал его в свое время. Дьяк помрачнел и ответил уклончиво, мол, есть вести и вроде как я во многом прав, а более того мне знать к чему. То ли шведы на самом деле уже начали приготовления, то ли сработало правило, что кто ищет тот всегда найдет, и Глава посольского приказа поставил своим людям задачу в таком ключе, что не найти подтверждения военным приготовлениям соседей они просто не могли. Как бы то ни было, но в отличие от моей реальности с посылкой войск тянуть однозначно не будут, а Густава Вазу в ближайшее время ждет неприятный сюрприз.
Попрощавшись с Иваном Михайловичем, я забрал своего аргамака и приведя его к корчме, кликнул стрельцов. Через пару минут из дверей вышел Заболоцкий и порадовал, что эти охламоны с утра отправились на рыбный рынок -- ухи им, видите ли, с бодуна захотелось, а то у корчмаря не допросишься, говорит, мол, рыбы нет, оно и понятно: осерчал он на них, ладно хоть со двора не согнал. За что? То история темная, когда толмач вернулся от родителей, служилые уже мировую пили, но видать у хозяина осадочек остался. Со всеми этими приключениями в путь выехали только после обеда.
Цена ямской гоньбы до Мурома меня откровенно напрягла. Вместе с парой ночей постоя на ямских дворах, это удовольствие быстрой езды обошлось мне в три рубля, пятнадцать алтын и три денги. В Нижнем Новгороде я бы мог купить на эту сумму три пуда воска! Причем харч у нас был свой: толмач прихватил изрядный запас домашних пирогов, всемером едва смогли съесть за три дня.
По дороге задумался о шведских делах: всех деталей Русско-шведской войны 1554-1557 года я, конечно, не знал, но кое-какое представление о ней имел. При этом меня напрягала явная не состыковка с тем ошеломительным поражением, которое потерпели шведы и совершенно мизерными результатами победы для самих русских. Густав Ваза, судя по его паническому отступлению и подготовке к эвакуации остатков войск из Або, явно осознавал, что поставил страну на грань национальной катастрофы. Армия была фактически разгромлена и деморализована, в казне пусто, а русские войска дышали шведам в затылок. И при этом, каким-то образом шведы умудрились выйти сухими из воды. То ли Иван Грозный не был заинтересован в скудных северных землях, то ли Стен Эрикссон не поскупился подкупить Алексея Адашева, но никакой особой пользы от этой победы Россия не получила. Даже заключенное на сорок лет перемирие шведы нарушили гораздо раньше.