— Может быть, — согласился молодой опричник. — Но я клоню к тому, что считать источником происхождения первобытного искусства лишь обязательное поклонение духам излишне эклетично!
— Ты поосторожней с выражениями, — покосился на Илью старший товарищ. — Так что, по-твоему, изображали на камнях древние инсталляторы?
— Отчасти это была придворная живопись, — Борман закашлялся, Семенову пришлось постукать того по спине.
— Чего-чего?
— Ну а что вы думали? Человеческое общество всегда было жестко ранжировано. Вождь наверху, его сородичи рядом, передовики первобытной охоты далее, остальной пещерный планктон под ними.
— Интересный подход, — кивнул задумчиво Петр Иванович. — Идеологически выдержанный, не подкопаешься.
— Есть там один любопытный петроглиф с охотниками на китов. Парни целой толпой на лодке гребут на нелицензионную ловлю. Так там впереди всех вождь изображен. Выше всех и, — Илья подобрал подобающее словечко, — хрен у него больше, чем у всех остальных. Шобы знали, кто главный.
Борман не выдержал и захохотал:
— Вот теперь я твою мысль осознал!
— Здесь, вообще, много рисунков со сценами охоты. И довольно подробные, на разных животных и в различные времена года. Вот и сложилось у некоторых исследователей такое впечатление, что кроме чисто мужского капища для ублажения богов охоты здесь еще находилась школа для молодых охотников. Эдакий скаутский лагерь на природе. А рисунки эти — суть наглядное пособие.
Борман некоторое время с оторопью смотрел на Семенова, затем крепко задумался.
— Мысль интересная, надо ее со всех сторон обкатать. Получается, наши предки совсем не дураки были.
— Это точно!
Их околонаучный разговор прервал шум машины. И вскоре рядом затормозил Уаз-Патриот, из него вышел светловолосый молодой мужчина в распахнутой куртке.
— Извините, Петр Иванович, занят был.
— Привет, Михаил. Почему вне зоны связи?
— Об этом и речь. Чертовщина у нас какая-то на площадке с петроглифами творится, потому в вашу контору и обратились. А тут еще и вы неподалеку оказией. Так что извините, но придется вам у нас нынче поработать.
— Отчего не к своим опричникам?
— Так Евгений Витальевич алебарду в плечо на фестивале словил, а Лешак ногу в Хибинах подвернул. Вот и не верь приметам.
— А с этого места попрошу поподробней.
Михаил вздохнул, затем бросил взгляд на Илью:
— Мы не знакомы?
— Работал у вас студентом несколько лет назад.
— Это хорошо, значит, с нашей спецификой уже ознакомлены. Тогда прошу в машину.
Минут через пятнадцать они парковались на площадке и топали вперед по туристической тропе, что была проложена прямо через лес. Здесь еще местами лежал снег, но весна медленно, но верно вступала в свои права. Разве что удивляло отсутствие птичьего гомона. Михаил оказался смотрителем музея и довольно эмоционально рассказывал о происходящем:
— Все началось пять дней назад. Сначала у нас появились странные перебои связи. Старожилы шутили, что, мол, танцующий человечек.
— Это что? — поинтересовался неторопливый Борман.
— Изображение танцующего человека, — ответил ему Семенов.
— Правильно, студент. Хотя скорее это шаман. Кому еще в те времена танцевать?
— Или нуэйта.
— Эк, куда хватил! — несказанно удивился Михаил.
— Времена матриархата, четко вторичные признаки не указаны.
— Шаманка, стало быть, — задумался Петр Иванович и снова почесал отросшую щетину на подбородке. Он её терпеть не мог, но обстоятельства пока мешали сегодняшнему бритью.
— Половодье, так что только по мосточкам и поверху дойти до места можно.
Воды и в самом деле прибыло было много. На то она и весна! Деревья еще стояли голые, и камни оттого смотрелись грустными, как будто всеми покинутыми. Неровная площадка гранита, обточенная за века водой, издалека ничем особенным не выделялась. Лбы перемежались ровными участками и расщелинами, в которых плескалась вода. Вокруг экскурсионного района были установлены деревянные мостки, с краю небольшие беседки для отдыха.
Опричники ловко заскакали вслед сотруднику музея и вскоре они остановились около искомого камня. Илья взглянул на него и ахнул:
— Ого! Его покрасили, что ли? Так четко проступил!
— В том-то и дело, что нет. Сезон еще не наступил. Сам так проявился. Его таким девчонки наши первыми увидели, после и началось.
Чем дольше Илья всматривался в каменный рисунок, выбитый в камне неведомым художником шесть тысяч лет назад, тем больше ему казалось, что «шаманка» и в самом деле танцует. И танец такой замысловатый, с четко означенным ритмом. Он не заметил, как сам начал пританцовывать, разводя руками и входя в некий транс.
— Эй, Илюха, ты чего?!
Очнулся молодой опричник после того, как его основательно потряс Борман.
— А?
— Увидел чего?
— Подожди!