До нас дошло сравнительно мало летописных памятников, отразивших взгляды политических противников централизаторской политики Ивана IV. Это в основном летописи новгородского или псковского происхождения. В 1567 г. игумен Псковско-Печерского монастыря Корнилий дополнил и обработал свод 1547 г. [352]Составитель нового свода выступает как лицо, враждебно относящееся к московской власти. В духе обличения писал он о деятельности Ивана Грозного, а присоединение Пскова к Москве рассматривал как акт прямого насилия [353]. Как известно, Корнилий принадлежал к числу монахов нестяжательского толка, был близок к Андрею Курбскому и в 1570 г. казнен Иваном Грозным [354].
Новгородское летописание к концу XVI в. мельчает и как исторический источник теряет свое значение. К 80-м годам XVI в. относятся последние записи в так называемой Новгородской второй летописи [355]. Наибольший интерес представляет рассказ о походе Ивана IV 1570 г., в котором обстоятельно описан разгром Новгорода. Составлен летописец, очевидно, в канцелярии новгородского архиепископа [356]. Сухой перечень сведений, относящихся к деятельности новгородских епископов и архиепископов, содержит Краткий летописец новгородских владык, составленный, очевидно, в конце XV в. и пополнявшийся на протяжении XVI в. [357]Материалы о церковной истории Новгорода XV–XVII вв. находятся в так называемом «Летописце новгородском вкратце, церквам божиим…» [358]. В его же составе дошел ряд повестей (в том числе Повесть о приходе Ивана IV в Новгород в 1570 г.).
О бурных событиях этих лет сохранились отдельные краткие записи, сделанные, вероятно, в Кириллове монастыре [359]. Волоколамский летописчик Игнатий Зайцев сообщает о московском пожаре 1571 г. и о «море» 1568–1571 гг. [360]Велись краткие летописные заметки и в Соловецком монастыре, в них внесены сведения о смерти Владимира Старицкого, судьбе его семейства, Ливонской войне и т. п. [361]Отдельные отголоски опричнины слышатся в лаконичных сведениях местных летописей — вологодских, великоустюжской и др. [362]Свежие, хотя и не всегда точные, сведения находятся в Пискаревском летописце и хронографе 1617 г. [363]О последнем из этих памятников мы уже упоминали, начиная историографический обзор.
Уже давно классическим источником по истории опричнины сделались сочинения Ивана Грозного и Андрея Курбского. В настоящее время мы имеем прекрасно выполненную Д.С. Лихачевым и Я.С. Лурье публикацию посланий Ивана Грозного [364]. Следует отметить тщательное выявление Я.С. Лурье рукописной традиции посланий Ивана Грозного Андрею Курбскому и изучение истории текста этих памятников. Сравнительно хорошо Г.З. Кунцевичем изданы оригинальные труды Курбского [365], однако принадлежащие Курбскому переводы, снабженные интересными комментариями, еще ждут публикации. Не все, конечно, решены сложные источниковедческие вопросы, касающиеся полемики двух крупнейших публицистов и политических деятелей второй половины XVI в. [366]Не вполне ясны обстоятельства и время проникновения писем Курбского в рукописную литературу [367]. Не определена еще степень тенденциозности сведений, содержащихся в трудах обоих полемистов [368].
Тревожную обстановку кануна опричнины рисует опубликованная М.Н. Тихомировым «Повесть о свершении большия церкви», в которой рассказывается о посещении Иваном Грозным Переславля-Залесского в 1564 г. [369]
Весьма своеобразную группу источников составляют записки иностранцев. Советские историки много сделали для их изучения [370]. В частности, ими изданы в русском переводе сочинения И. Таубе и Э. Крузе, А. Шлихтинга и Г. Штадена, содержащие наиболее ценные рассказы по истории опричнины [371].
Таубе и Крузе — два лифляндских авантюриста, попавшие в плен к Ивану IV во время Ливонской войны в 1560 г. В 1564 г. они были отпущены на свободу, вели от имени царя переговоры с магистром Ливонского ордена Кеттлером и принцем Магнусом, но в декабре 1571 г. изменили царю и бежали в Польшу. Вскоре после этого они написали послание, адресованное польскому гетману Яну Ходкевичу. В своем послании они прилагали все усилия, чтобы завоевать доверие гетмана и оправдаться в «перелетах»; средством для этого и было изображение «ужасных злодеяний» царя московского в опричные (1564–1571) годы. Картинное описание казней, составленное обычно по слухам и рассказам очевидцев, занимает центральное место в послании. Позднее (в 1582 г.) оно было с небольшими изменениями перепечатано в виде отдельной брошюры неким Гоффом [372].