А вот от «Нового Тохтамыша» – Симеона Бекбулатовича царь искать спасения вполне мог! Даже если тот и был подставным, то, опираясь на поддержку ордынцев, вполне мог, хотя бы в теории, стать реальным. Ну, или предпочесть Ивану Грозному другого хозяина, например, хана-Чингисида. Напомню, что подставной Чингисид, от имени которого правил Мамай, в 1380 г. предпочел сдаться Тохтамышу. Так или иначе, есть намеки на нечто подобное еще в 1569 г.: одна из версий смерти Марии Темрюковны гласит, что она организовала партию, чтобы свергнуть мужа с престола (а в чью пользу – не в пользу ли мужа своей сестры, Чингисида Михаила Кайбулатовича.
Именно в эти годы – 1575–1576, когда «царствовал» Симеон Бекбулатович, – царь снова порывается бежать в Англию: осенью и зимой того года возобновляются переговоры о политическом убежище, а Дж. Горсей видел на Двине «много судов и барок, построенных с помощью английских мастеров»[757]
. Это подтверждает и русская летопись: царь «помышлял в поморские страны и того ради строил лодьи и другие суды многия»[758]. Вспомним, что и Мамай ведь после Куликова поля и «второй Калки» (это когда на том же самом месте, где в 1223 г. произошло первое сражение русичей с татаро-монголами, зимой 1380 г. остатки Мамаева воинства перешли на сторону Тохтамыша) пытался найти убежище у своих союзников – генуэзцев в Крыму. Тут, правда, ничего не вышло – они его не то сами убили, не то выдали Тохтамышу на казнь, не то просто не пустили в свою колонию Кафу[759]. Но генуэзцев можно понять: боясь за свои владения в Крыму, они решили не портить отношения с новым ханом. А вот Англия, несмотря на большие торговые интересы в России, согласилась…Еще более странно, что именно в это время, прося политического убежища у королевы Елизаветы, царь тем не менее одновременно пишет ей цитированное выше письмо, в котором обзывает ее «пошлой девицей». Непонятно это… Если только не предположить, что его же ордынцы (может быть, и сам Симеон Бекбулатович…) на него «цыкнули» – ишь, мол, чего удумал, в Англии убежища просить! Ну, или, если Симеон был все же подставным ханом, царю почтительно внушили, что так надо написать. А королеве написали в любом случае от его имени в таком духе, чтобы отвадить ее от предоставления убежища неуверенному ли в будущем царю, бегломули вассалу нового царя. Точнее, тогда, в 1570 г., еще Симеон не был царем, но, как с большой долей вероятности можно предположить, какую-то огромную власть уже имел. Это, конечно, в том случае, если Симеон Бекбулатович все-таки был настоящим ханом или хотя бы претендовавшим на то, чтобы стать настоящим со временем, а не подставным, каковой вопрос, как уже сказано, остается открытым.
Продолжим о внутренней политике Грозного. Как мы видели, в 1572 г. Опричнина была отменена, однако, как считает Р. Г. Скрынников, в середине 1570-х гг. возник новый раскол придворной верхушки, в результате которого власть оказалась у «крайних» элементов, требовавших возврата к Опричнине. Как доносил имперский посол Д. Принц, осенью 1575 г. царь лишил жизни 40 дворян, составивших заговор против него[760]
. Раскрытие очередного «заговора» – почти наверняка признак того, что теперь Иван Васильевич начал восстанавливать Опричнину – теперь под названием «Удел». Правда, как уже сказано, не вполне понятно, что (территориально) было новой Опричниной и что Земщиной и какая часть страны была подвластна Симеону Бекбулатовичу. Попробуем разобраться.Указы о создании «Удела» Грозный обратил в форму челобитных на имя нового «царя». Так, тотчас после казни новгородского архиепископа Леонида (о ней дальше) последовала челобитная, чтобы «людишек перебрати, бояр и дворян и детей боярских и дворовых людишек». По новому законодательству, «князь Иван Московский» (так теперь официально именовался царь) мог принять себе любого из подданных Симеона, обратный же переход воспрещался категорически. «Удельная» армия стала римейком «опричной гвардии», взятые в Удел дворяне получали там поместья вместо земских. В общем, все как десять лет назад… Вот только новые выселения носили куда меньший масштаб, чем тогда, в частности, многие земские дворяне оставались в Уделе[761]
.