Опричнина. От Ивана Грозного до Путина

Общим местом у большинства историков стало то, что у Ивана Грозного, в три года лишившегося отца и в восемь – матери, было тяжелое детство (вообще, обо всех или почти обо всех тиранах так говорят). Вот, например, что пишет об этом Н. И. Костомаров: «В младенчестве с ним (Иваном. – Д. В.) как будто умышленно поступали так, чтобы образовать из него необузданного тирана. С молоком кормилицы всосал он мысль о том, что он рожден существом высшим, что со временем он будет самодержавным государем (как мы видели, не мог он «с молоком кормилицы всосать» эти идеи, так как их на Руси еще не было. – Д. В.), что могущественнее его нет никого на свете (а вот это, учитывая растущую экономическую мощь Русского государства, вполне правдоподобно. – Д. В.); и в то же время его постоянно заставляли чувствовать настоящее свое бессилие и унижение. Его разлучили с мамкой, к которой он был очень привязан; убили Телепнева, к которому он привык; на его глазах, его именем, бояре свергали друг друга, а зазнавшиеся Шуйские обращались с ним высокомерно и нагло». Далее этот же автор дает слово самому царю: «Помню, как, бывало, мы с братом Юрием играем по-детски, а князь Иван Шуйский сидит на лавке, локтем опершись на постель отца нашего, да еще и ногу на нее положит, а с нами не по-родительски, а по-властелински обращается, как с рабами… Ни в одежде, ни в пище не было нам воли, а сколько казны отца нашего и деда они перебрали…» Далее царь приводит конкретные примеры того, кто и что «перебрал», после чего снова пишет сам Костомаров: сослали (и лишь по «слезным прошениям» Ивана – по другой версии, по просьбе митрополита, а по Костомарову, имело место и то и другое – не казнили) боярина Семена Воронцова, к которому отрок-государь привязался… ну и т. д[82].

Однако Р. Г. Скрынников, анализируя фактический материал, отрицает факты непочтительного отношения бояр к малолетнему великому князю. Так, в письме А. М. Курбскому (Костомаров цитируемые выше сведения тоже почерпнул явно из переписки царя с беглым князем) монарх скажет о том, что его на всю жизнь испугал арест на его глазах митрополита Иоасафа. Дело было так: в ночь на 3 января 1542 г. князья Шуйские свергли управлявших государством князей Бельских; престарелого митрополита, сторонника Бельских, арестовали в спальне на глазах Ивана, которому тогда шел двенадцатый год. Однако на самом деле Иван тогда даже не понял, что произошло, и не мог испугаться.

Что касается обвинений в том, что «не было нам воли ни в чем» – то тут на самом деле имеются в виду строгие правила того времени, в основе которых лежали те же нормы, что и в основе написанного немного спустя (в 1553 г.) Домостроя: несмотря на малолетство, законный великий князь должен был сидеть, напри мер, на троне, принимая иностранных послов. А слова «Сколько раз не давали нам поесть!» Р. Г. Скрынников интерпретирует как «не могли заставить непоседливого подростка поесть вовремя». Кого из нас в детстве родители не загоняли иной раз чуть не силой за стол в положенное время! А попробуй загони монарха, да еще с таким характером![83] Доказательством того, что Ивана отнюдь не держали в черном теле, служит и то, что он был очень образованным по тем временам человеком; во всяком случае, римских и греческих авторов он читал в подлиннике, а по некоторым сведениям, неплохо говорил и по-немецки. И. де Мадариага предполагает, что он знал и татарский язык[84], что в свете того, о чем мы будем говорить дальше, весьма правдоподобно. Впрочем, К. Валишевский говорит о «большой, но бессистемной эрудиции» будущего царя[85]; французский историк А. Труайя также сообщает, что Иван Васильевич «учился на случайных встречах, не имея определенного направления и плана»[86]. Может быть, заставить систематизировать свое образование царственного ученика – безусловно, умного и даровитого, но явно не очень усидчивого – тоже не смогли ввиду непростого характера?