Сначала, как водится, законопослушные и богобоязненные люди пытались сопротивляться в легитимных рамках. Так, летом 1566 г. собрался Земский собор для обсуждения условий заключения мира с Литвой. Как раз в это время силы Крымского ханства были отвлечены на войну Турции со Священной Римской империей (эта большая война австрийских и испанских Габсбургов с Османской империей продлилась до 1574 г.; о влиянии ее на историю России мы еще скажем), в связи с чем султан приказал крымскому хану прекратить войну против России и направить все силы против «римского цесаря». Оставшись одна, Литва предложила Москве мир. 30 мая 1566 г. литовское посольство прибыло в Москву.
Переговоры сорвались, поскольку Литва настаивала на мире по принципу «Кто чем владеет», Иван же Грозный, на тот момент ощущая себя победителем (и имея для этого все основания), требовал еще и Ригу. Интересно, что Дм. Володихин, понимая, что если бы тогда был заключен мир, то он был бы очень выгоден для России, тем не менее одобряет решение о продолжении войны, поскольку, дескать, тогда не ясно еще было, чем она кончится, а надежды на успех был и[365]
. Да, были бы надежды, если бы, во-первых, с самого начала ставились ограниченные цели, а во-вторых, опричное разорение не подрывало экономическую основу военной силы России. Но неужели и тогда было непонятно, что безграничные амбиции – «вся Германия и новый Рим» – ничем, кроме краха, кончиться не могут?Как бы то ни было, в итоге переговоры сорвались, и 22 июля литовских послов выпроводили из России[366]
. Но для нас интереснее другое. Во-первых, этот собор, в отличие от 1550 г., фактически не был выборным (как, вероятно, и еще два собора, проходивших в царствование Грозного – в 1575 и 1580 гг.), на него согнали случившееся под рукой столичное и провинциальное дворянство, а кроме того, на соборе не было представителей Опричнины, так как царь хотел все тяготы войны переложить на Земщину[367].Но и на таким образом сформированном соборе 300 человек подали царю челобитную о прекращении Опричнины. Причем это были дворяне, а не вотчинники! И всего на том Соборе было 374 депутата[368]
, иными словами, требование об отмене Опричнины поддержало 80% служилых дворян! Впрочем, первые признаки недовольства дворян проявлялись и раньше – так, в 1564 г., как признает даже историк сталинского времени, дворянское ополчение не тронулось с места даже в минуту грозной опасности[369].Естественно, челобитчики были немедленно арестованы, 50 человек из них подверглось торговой казни (побиванию палками), нескольким отрезали языки, а троих обезглавили. Официально требование о прекращении Опричнины было трактовано как «покушение на безопасность царя и его семьи». Есть сведения, что и остальных челобитчиков, в тот момент помилованных, потом все же добили. А. М. Курбский говорит о 200 убитых в связи с этим делом[370]
.Но главное в другом: челобитная Земского собора (эти триста подавали ее от лица «всей земли»; поддержка со стороны других депутатов и их сословная принадлежность не вполне ясны, но если самих челобитчиков-дворян действительно было 300 из 374, то эта цифра говорит сама за себя) породила у царя представление о том, что в Земщине имеется мощная оппозиция, которую надо искоренить[371]
. Вместе с порождающей ее частной собственностью!Напомним, что непосредственно перед этим Собором наблюдалось некоторое ослабление репрессий (примерно как 370 лет спустя перед первым московским процессом 1936 г.), так, В. А. Старицкому возвратили кремлевское подворье, «прощен» был и князь М. И. Воротынский. Р. Г. Скрынников считает, что одной из причин «прощения» стал недостаток земли для ссыльных, что породило невозможность для них нести службу[372]
, однако эта концепция не выдерживает критики: чего-чего, а земли за Волгой хватало! Сам же Скрынников чуть ниже объясняет смягчение Опричнины претензиями царя на литовский престол, которые тот тогда впервые предъявил, и соответственно его заботой о своем имидже в глазах поляков и литовцев. С другой стороны, «письмо трехсот» вызвало новую волну репрессий – «Московское разорение». О нем мы еще скажем, а пока отметим, что в феврале-марте 1567 г., т. е. после «челобитной трехсот», в Опричнину был отобран Костромской уезд[373].Но искоренить независимость бояр, дворян и третьего сословия было недостаточно. Уничтожалась и независимость Церкви. Царь упорно добивался от митрополитов одобрения своих злодеяний, но ох как нелегко было довести Церковь до нужного состояния покорности! Даже иосифляне, которых А. Л. Янов (и не он один), как мы видели, считает главными идеологами «самодержавной революции», выступали, как и нестяжатели, за разделение властей, а также за то, что духовенство должно иметь право представительства и защиты обвиняемых перед верховной властью[374]
.