Опрокинутый мир

Что бы могло или не могло быть за бортом обсерватории — принимай ты официальную версию того, что она собой представляет, или, как было в моем случае, знай истинное положение дел, — не могло быть сомнения, что нас окружает глубокий вакуум. Либо вакуум открытого космоса, либо какого-то другого, более привычного вида. Ни один здравомыслящий человек не может надеяться выжить в нем без специального снаряжения жизнеобеспечения. Дженсон это знал; все знали.

— Вы спятили, — сказал я. — Вы не в состоянии уразуметь истинное положение вещей. — Я старался придать звучанию своих слов эмоциональный оттенок, но имел в виду именно то, что говорил. Его поведение свидетельствовало об утрате здравого смысла, а тот факт, что Дженсону удалось получить поддержку других, указывал, по определению, на групповое умопомешательство. — Вы не знаете, что вас ожидает снаружи.

Клэр снова вмешалась в разговор:

— Мы знаем, Дэн. Знаем уже довольно давно.

— Эта планета необитаема, — сказал я. — Формы жизни, которые вы наблюдаете, несовместимы с углеводородным циклом. Даже если вам удастся прорваться сквозь поле обратного смещения, вы не сможете выжить.

Я твердо держался официальной версии. Дженсон и Клэр переглядывались. Еще не закончив говорить, я знал, что они не откажутся от своего намерения.

Пора поговорить вот о чем.

Орбита Луны удалена от Земли на расстояние примерно четырехсот тысяч километров. Она оборачивается вокруг своей оси ровно за то время, которое ей требуется на один цикл обхода своей орбиты. Однако орбита имеет форму эллипса, поэтому скорость движения Луны по орбите меняется в зависимости от расстояния от Земли. В результате, наблюдатель, находящийся на поверхности Земли, видит диск спутника своей планеты слегка колеблющимся из стороны в сторону, словно Луна укоризненно качает головой. Это движение называется либрацией. На северо-восточной кромке Луны, если смотреть на нее с Земли, находится кратер Жолио-Кюри. В течение 28 суток лунного месяца этот кратер с Земли не виден. Но каждый месяц наблюдатель, находящийся в кратере, в течение нескольких часов может видеть появляющуюся из-за горизонта Землю.

На дне этого кратера, как раз в той узкой полоске лунной поверхности, с которой видима в это время Земля, и находится обсерватория. Я взглянул на часы и спросил:

— Какое отношение имеет к этому очередная транзорная связь?

— Некоторые члены персонала желают наблюдать сеанс связи в полном объеме. Ведь на сей раз это настоящая связь, не так ли?

— В отличие…?

— От тех случаев, когда вы запираетесь в своем кабинете Бог знает с какой целью. Мы знаем, что транзор работает всего один раз в четыре недели, Уинтер. И что реальное время обсерватории имеет смещение по отношению к земному на базе 4-недельного цикла.

— Каким образом вы узнали об этом?

— Мы не окончательно во власти прихотей контроллеров, — сказала Клэр. — У нас остались кое-какие способности понимать, что происходит.

— Что-то не очень верится, — возразил я. Очень удобно быть единственным, кто осведомлен о происходящем в действительности. Но теперь дело выглядело так, что и другие члены персонала обсерватории кое-что знают.

— Слушайте, Уинтер, — заговорил Дженсон. — Неужели вы не допускаете, что нам известна истинная ситуация? Вы не командуете обсерваторией, нам это известно.

— Но я держу под контролем информацию, напомнил я ему.

Дженсон нетерпеливо отмахнулся:

— Время вышло, — возразил он. — Нам надоело сидеть в этой клетке. Теперь мы точно знаем, что происходит, а пребывание здесь по неведомой нам причине просто возмутительно. У некоторых остались семьи на Земле… где заварилась страшная каша. Нет ничего неестественного, что нам хотелось бы соединиться с ними. Есть очень назойливое ощущение, что если на Земле вспыхнула война, мы застрянем здесь. Все говорит о том, что с этим экспериментом пора кончать.

Ко мне подошла Клэр. Она взяла меня за руку. В ее прикосновении было что-то неуловимо чужое, но и вместе с тем успокаивающее.

— Мы должны выбраться отсюда, Дэн, — сказала она. — Это важно для нас обоих.

Я попытался встретить ее взгляд холодно; картина жены в объятиях Кверрела еще была очень свежа в памяти.

— Вы утверждаете, что вам известна суть происходящего. У меня нет в этом уверенности.

Дженсон возразил:

— Дело не только во мне. В курсе дел каждый член персонала. Здесь не о чем спорить.

— Я и не спорю.

— Замечательно. Но, ради Бога, давайте забудем официальную версию о наблюдении за жизнью другой планеты.

По манере речи Дженсона я понимал, что он не пытается выудить у меня точную информацию… хотя в других обстоятельствах мотивация подобного поведения вполне могла уложиться в рамки проводимого эксперимента. Скорее он исходил из предположения, что мы оба живем под дурацким колпаком, оба об этом знаем и оба должны от него избавиться.

— Ладно, — ответил я. — Мы не на другой планете. Как вы думаете, что такое эта обсерватория?

— Мы не думаем, — сказала Клэр. — Мы знаем.

Дженсон поддакнул: