Опрометчивый поступок

– Надеюсь, он хотя бы не заблудится в собственном доме! Ему вести к столу супругу принца, а он еще не соизволил спуститься. – Виконтесса сделала гримаску. – Тебе снова сидеть за столом рядом с бароном де Бла.

На самом деле он был барон де Блю, француз по происхождению, но мать Лидии полагала, что это не звучит. – Где Боддинггон?

– Не знаю!

– А что ты вообще знаешь? – резко спросила виконтесса.

– Больше, чем ты думаешь! – тем же тоном ответила Лидия.

По непонятной причине она все время старалась перечить. Это продолжалось две недели после возвращения.

– Довольно, – отмахнулась ее мать. – Я и тебя пристрою к делу. Американец, о котором мы говорили с маркизой, – высокий брюнет. Кто-то его видел однажды. Боже, как все это неудобно! Словом, как только он появится, сразу проведи его ко мне. Сам он, конечно, не догадается – они никогда не поступают, как должно.

«А вот это верно», – подумала Лидия. Последний (он же первый) американец, с которым ей довелось иметь дело, был как раз из таких.

Сэм! Там, на пустошах, она сумела расправить крылья, и он ее в этом поддержал. Только теперь, вернувшись домой, Лидия окончательно поняла, что означала для нее эта поддержка. То, что ее мать считала возмутительной дерзостью, он называл отвагой. Лидии недоставало Сэма – ох как недоставало!

Мать поймала ее взгляд с другой стороны комнаты и коснулась лба. Это был сигнал поправить прическу в соответствии с ее указаниями. Лидия отвернулась и, резко щелкнув, раскрыла веер.

Если бы мать узнала про Сэма… если кто-нибудь из присутствующих узнал, что он вообще существует!

Лидия напомнила себе, что должна о нем забыть. Напомнила в сотый раз за один только этот день. Нет лучшего способа помнить, чем приказать себе забыть. Глупо! Забыть – это единственный выход. Если бы Эмма Бовари, Тэсс д'Эрбервиль или Анна Каренина сумели подавить свою страсть и вовремя вернулись к прежней жизни, их истории имели бы не в пример более счастливый конец. Все хорошо, что хорошо кончается. У Лидии не было ни малейшего желания пополнять собой ряд литературных героинь, которым пришлось отравиться, повеситься или броситься под поезд из-за 239

маленького приключения из числа тех, которые мужчина позволяет себе неоднократно.

Нужно молчать, беречь свою тайну. Тогда со временем все забудется само собой. А если нет, она заставит себя забыть. Отец, британец до мозга костей, всегда говорил: «Терпение! Не думай о том, о чем думать мучительно. Просто живи дальше!»

А между тем внизу только что появился тот, кто должен был напомнить Лидии о недавнем прошлом. В этот момент он и двое его сопровождающих отряхивались в холле. Лакей застыл рядом в терпеливом ожидании.

– Прошу извинить за опоздание, – сказал Сэм, подавая ему шляпу, плащ и зонт. – Овцы! По дороге со станции мы въехали прямо в стадо овец. Наверняка не мы первые, не мы последние.

Лакей вытаращил на него глаза, а Джон Уинслоу, стоявший на шаг позади, едва удержался от глупого хихиканья. Он был правой рукой Патерсона и верил, что унаследует его пост. К Сэму он втайне относился как к самозванцу и злобно радовался каждому его промаху. Иное дело Майкл Фрезьер, третий из прибывших. Он всецело был на стороне Сэма и готов был сделать все возможное, чтобы тот поскорее приступил к своим обязанностям. Их, всех троих, провели в переполненную парадную гостиную, где Сэм тотчас наткнулся взглядом на сенатора Петерса с супругой, тещей, сестрой и ее мужем – одним словом, на многочисленную родню своей несостоявшейся женьГ. Гвен, конечно, присутствовала тоже и была вся в белом, словно нарочно, чтобы напомнить ему о неблаговидном поступке. Она стояла чуть поодаль в облаке белоснежных кружев и с розой у талии. С розой розовой, как романтическое утро. Казалось странным, что в столь узком английском кругу присутствует сразу столько американцев, однако, к великому сожалению Сэма, они тут были.

Он благоразумно остался вместе со своими спутниками у входа и вступил в светскую беседу с матроной, достаточно августейшей, чтобы явиться в одиночку. Ее муж, как выяснилось из разговора, в этот момент отстреливал гусей в Шотландии. Сэм слушал вполуха, одновременно обыскивая глазами помещение и постоянно подвергаясь риску столкнуться с настойчивым взглядом Гвен. Она явно пыталась привлечь к себе его внимание: не то хотела публично высказать свои претензии, не то помириться. Ни одна из перспектив его не прельщала. Он надеялся, что за ужином они окажутся как можно дальше друг от друга, а уж если совсем повезет, то не перемолвятся за этот вечер ни словом. Все, что он говорил до сих пор, было уже неактуально – значит, из разговора не могло выйти ничего, кроме новых обид. Гвен была не из тех, кто делает вид, будто ничего не произошло. Она предпочитала выяснять отношения.

Сэму живо вспомнилась Лидия. Что бы он ей ни говорил, какую бы чушь ни нес, она никогда не копалась в оттенках его чувств, не вскрывала их, как в анатомичке. Она или смеялась над его словами, или парировала их. Лидия могла за себя постоять.

Ему ее недоставало – ох как недоставало!