— Вот именно! — восклицаю я. — Не знаю, я только что это придумал. А если я даже не знаю, что означает слово, о чём тогда я могу заявлять, как о существующем? Что мы подразумеваем, когда говорим о существовании чего-либо? Слова должны иметь референта — то, с чем они соотносятся — в противном случае это просто бессмысленные звуки. Чтобы заявить о существовании чего-то, мы должны сначала это представить — если нет, разве наше заявление не пустое? Мы заявляем о существовании референта, а не слова.
— Понимаю, — говорит Уолт.
— Вот почему любое заявление о квадратных кругах обязательно должно быть липовым. Квадратные круги непостижимы, они буквально немыслимы, так что любое заявление об "их" существовании должно быть просто словами без значения.
— Я понял, — говорит Уолт. — Если мы даже не можем себе это представить, тогда по-нашему что вообще существует или не существует?
— Именно, — говорю я.
Несколько секунд мы оба просто наслаждаемся тишиной, затем я снова возвращаюсь к пространству.
— Итак, ещё раз, если мы заявляем, или даже думаем о возможности независимого физического пространства, мы сначала должны представлять его. Другими словами, мы должны сформировать представление в своей голове о том, что, как мы предполагаем, существует.
— Это понятно.
— Итак, образ пространства это своего рода картинка того, что, как мы думаем, существует вне нашего восприятия. Но откуда мы взяли это представление о пространстве?
— Из нашего опыта? — предлагает Уолт.
— Да, конечно! — говорю я. — Но теперь, что если наше представление о пространстве это просто как любое другое наше представление, которое мы можем себе представить — что если пространство это просто элемент нашей собственной субъективности? Что если пространство это как цвет? Что если оно не является чем-то, что воспринимается, но его природой является исключительно
— Ну, не знаю, — произносит он после тяжкого раздумья.
— Вернёмся к этому вопросу позже, а сейчас посмотрим, откуда же именно возникает это представление о пространстве, окей?
— Окей, — откликается он.
***
Я делаю паузу, чтобы собраться с мыслями. Это очень не просто передать в словах, и мне нужно время, чтобы понять, как лучше это сделать. Проходит несколько секунд, и я, прочистив горло, начинаю объяснять.
— Нельзя не заметить, как явления, или то, что появляется в нашем восприятии, имеют пространственную протяжённость — то есть растянуты по всему полю нашего сознания в трёх направлениях, — говорю я Уолту.
— Разумеется, — отвечает он.
— Но дело вот в чём: мы можем знать
— Как так? — говорит Уолт, явно заинтригованный, куда это я клоню.
— А вот как, — говорю я. — Как можно сказать о чём-то, что оно появилось, если оно не имеет протяжённости?
Он немного думает.
— Хмм, полагаю, нельзя, — говорит он.
— А это должно означать, что протяжённость является неотъемлемой частью того, что значит появляться, верно?
Он думает ещё.
— Полагаю, это верно.
— Итак, объект должен как-то появиться, чтобы мы вообще могли говорить о появлении — и способ его появления растянут в трёх направлениях, образуя объём или "пространство".
— И это означает…
— …что кружка перед тобой не появляется
Уолт не спеша внимательно изучает кружку на столе перед ним.
— Значит, ты говоришь, что нет "пространства"
— Всё верно.
После недолгого молчания Уолт заговаривает снова.
— Ты говоришь, что кружка
Я произношу кульминационную фразу.
— Это
***
— "Пространство" не существует независимо от явлений, так же как женская фигура не существует независимо от её тела, — объясняю я Уолту. — Двойственность между пространством и вещами в нём чисто концептуальна. Пространство и явления никогда не бывают отдельно — это не две разные вещи — но пространственная протяжённость это составная часть явления как такового и должна служить отличительным признаком, характеризующим явление как явление. Ибо как можно говорить о появлении чего-то, если это не имеет протяжённости? Иметь протяжённость это суть того, что означает вообще появиться.
Я даю этому усвоиться, прежде чем продолжить.
— И пространство никогда не бывает одним, без явлений. Мы даже не можем помыслить о пространстве, не вообразив что-либо в нём, даже если это всего лишь чернота. Когда мы пытаемся представить себе абсолютно пустое пространство, на самом деле мы думаем о какой-то части явления, обычно об обрывке черноты, который, естественно, имеет протяжённость — так как в противном случае это вообще не было бы явлением.
Проходит несколько секунд, пока Уолт собирает всё воедино.
— И из протяжённости явлений мы извлекаем наше представление о пространстве? — спрашивает он.
Моя улыбка говорит обо всём. Молодец, парень.
***