Опровержение

В определённой степени, да, считает именно что пришельцами с того света. Первобытный человек очень долго считал только существ своего народа — людьми. Все остальные человеческие существа вовсе и не были для него людьми. Соответственно, только свою страну, страну своего народа, он считает местом, где обитает человек. Те, кто населяет другие страны, — это или такие двуногие животные, лишь похожие на человека, или… покойники. Считали же папуасы Миклухо-Маклая «человеком с Луны», то есть человеком, пришедшим из царства мертвых.

Самоназвание «славяне» говорит о многом… Так называли сами себя люди, думающие, что только они умеют говорить. А кто все остальные? Они — «немцы» — то есть немые, лишенные членораздельной речи. По свидетельству Гоголя, слово «немец» в Малороссии дожило до XIX века не как название конкретного народа, а именно в своём первозданном значении: «Немцем называют у нас всякого, кто только из чужой земли, хоть будь он француз, или цесарец, или швед — всё немец»[10].

Древнерусское «гость» в значении — «купец» прямо производится от названия пришельца из потустороннего мира. Первоначально «гостем» называли покойника, пришедшего домой с погоста, с кладбища. Так что ещё древнерусские купцы до крещения Руси, которых описывает Ибн-Фадлан или Аахенские анналы, бывало, побаивались есть пищу, предложенную «гостями». Ведь живые люди не могут есть пищу мертвецов.

С принятием христианства вроде бы что-то меняется, но многое ли? Своя земля, Русь, начинает рассматриваться как святая земля. Земля, где живут христиане. Любая иная земля — как неправедная, грешная, населённая то ли чудищами, то ли страшными грешниками.

«Это восприятие, вероятно, имеет глубокие корни и, возможно, восходит к архаическим, дохристианским представлениям, которые затем переосмыслены в христианской перспективе. С принятием христианства святость Руси определяется её вероисповеданием, и замечательно, что жители этой страны — и прежде всего простой народ, поселяне — именуются «керестьянами», то есть «христианами»: обозначение простонародья христианами едва ли не столь же беспрецедентно, как и наименование «Святая Русь»[11], — свидетельствует такой крупный ученый, как Борис Андреевич Успенский.

В Московии первобытное ритуальное разделение на «свою» и «чужую» землю прорастает в отношения внутри христианского мира.

Духовник в средневековой Руси спрашивал у прихожанина на исповеди: «В татарех или в латынех вполону или своейю волею не бывал ли еси?» Или даже: «В чюжую землю отъехати не мыслил ли еси?» И накладывал епитимью на того, кто был в чужой стране или даже собирался туда поехать.

Другим интереснейшим следствием стали многие особенности «Хождения за три моря» Афанасия Никитина.

«…Грешное своё хождеше за три моря»… — так называет автор своё сочинение. Почему грешное? А потому, что путешествие совершено в неправедную землю: это антипаломничество, паломничество чуть ли не к сатане. Афанасий Никитин, получается, путешествует как бы на тот свет. В землю, обладающую свойствами ада.

В таком месте нельзя писать и говорить на «святых», «праведных» языках — русском, церковнославянском. И Афанасий Никитин писал на татарском, персидском, арабском языках. В нечистом, нехристианском пространстве надо пользоваться нечистым, «басурманским» языком. И к Богу ему «приходится» обращаться то как к «олло» (по арабски), то по-персидски («худо»), то по-татарски (таньгры). Он использует и мусульманскую молитву, но рядом вставляет «Иса рухолло, ааликсолом» — то есть «Иисус, дух Божий, мир тебе».

Плохо ему без поминания имени Христа, но и назвать его должно на «бесерменском» языке.

Эти представления важны и в политике.

При обсуждение брака Ксении Годуновой с герцогом Иоганном Датским «Семен Никитич Годунов [дядя царя] говорил, что царь верно обезумел, что выдает свою дочь за латина, и оказывает такую честь тому, кто недостоин быть в святой земле — так они, русские, называют свою землю»[12].

Сохранилась повесть XVII века о человеке, который попал в плен в Персию. Родные поминали его как покойника, и это помогло ему чудесно вернуться из плена. Персия — это тот свет. Поминать попавшего туда — вполне правильно, и такое поведение родственников помогает вернуть человека.

Даже при Петре, когда юношей отправили в западную Европу учиться, их матери и жены оделись в траур. А когда Пётр сам собрался путешествовать, Патриарх на коленях умолял Петра не ездить на запад, ограничиться рассмотрением географических карт. Путешествие царя за границу?! Это как желание при жизни сделаться покойником и продолжать править страной.

И в XIX веке все иностранное настолько неправедно для многих русских людей, что стал возможен такой текст знатока народных обычаев и поверий, Н. В. Гоголя: «…вдруг стало видимо далеко во все концы света. Вдали засинел Лиман, за Лиманом разливалось Чёрное море…по левую руку видна была земля Галичская»[13].