Оптимальный социум. На пути к интеллектуальной революции

Постановка проблемы «Философия как этический проект» – интересна. А как это восприняли в Греции? Сразу подумал, можно ли вписать в Вашу программу сотериологию, над которой я размышляю последнее время? Согласен с Вашей критикой «профильного преподавания философии»; философия не супермаркет, ее нельзя разделить, а главное продавать из нее товары по запросам. Другой Ваш вопрос: как, при каких условиях философия входит в публичную сферу, очень актуален, особенно сегодня, когда сама эта сфера переживает глубокие изменения. Состоят они, на мой взгляд, в том, что у публики (в широком смысле) тенденция скорее отказываться от философского мышления, «не напрягаться» и воспринимать философию через политику (я, опять же, скорее имею в виду западную ситуацию) в «наше время потребительского безумия и торжествующей буржуазности». Но в России, как мне кажется, публичная сфера гораздо живее. Действительно, философы всегда «под подозрением», но это-то подозрение и создает филофсофское напряжение в обществе. Хуже, когда такое подозрение сменяется равнодушием. Помню, как-то во время работы с Бруно Латуром над книгой «Iconoclash» (2002), на мое замечание о маргинализации сегодняшнего философского языка он заметил, что в качестве социального действия философия потеряла свое значение. Сказано социологом. Этот разговор я вспомнил, читая Ваше интервью в «Русском Журнале» (2007), где Вы анализируете подобные суждения не-философов о философии. Скажи он такое по ТВ, все бы восприняли это как большую истину. И в этом тоже вызывающая особенность нашего времени: слушают не философов, а людей «конкретных специальностей», экспертов, их высказывания о философии – по сути, метапозиция – ценнее высказываний философов. Будто мы еще раз переживаем смерть Сократа и вынуждены слушать тех, кто проголосовал «за».

Подхожу к ядру Вашего доклада: «философия включает в себя этику и завершается ею потому, что она изначально была озабочена этим». А нельзя ли понять эту мысль так: этика (пробую мыслить с Вами) еще и эпистемологическая программа, требующая от человека осознать и принять свою конечность? Стратегию мышления человеку, стало быть, нужно строить исходя не из своей божественной сущности, а из того, что ему нужно осознать свою фундаментальную незавершенность. Вы пишете о греках, и вот что интересно: геройское ли это дело заниматься философией в смысле греческих героев? Ведь такой герой героичен не столько из-за своих героических поступков, сколько из-за рокового знания того, что он обречен эпистемологически. То есть он не узнает, почему никогда не сможет достичь идеала.

Философия действительно опасна, но мне видится эта опасность настолько же естественной, то есть необходимой, как, например, опасность рождения. Когда человек рождается, он попадает в опасный мир, но это и есть принцип рождения. Опасность философии еще и в том, что она нас не защищает этически, как политика или история, а требует от нас, чтобы мы каждый раз выстраивали защиту заново.

Ваш Аркадий

14.11.2013

Уважаемый Аркадий!

Спасибо за Ваш отклик. Вашу мысль и страсть я понимаю, вернее, хочу понять – она ясно выражена в «Манифесте». Если согласиться с Вами, что подлинное назначение и смысл философии именно в этом, то все-таки следует признать, что философия европейская натыкалась и спотыкалась об это, но субъективно, в своих намерениях и устремлениях она хотела другого, думала пробиться к вечности. Возможно, поэтому она и оказалась у разбитого корыта, что поняла (почувствовала): небытия нет, а мы все равно туда проваливаемся.

Ваш А. Гусейнов

15.11. 2013

Интервью

Парижские тайны С Александром Гольдштейном