Оптимистическая трагедия одиночества

«Когда Я один, Я не один». Одиночество не есть формальное внутреннее. Это скорее парадоксальное внутреннее, порожденное в большей степени характером коммуникаций, чем какими-либо отношениями. Новый смысл обретает внутреннее в своей отделенности в понятии «уникальность». «Уникальность» безлична по определению, но с другой стороны, «уникальность» понятие более личное, чем понятие «самость» в философии. «Уникальность» есть отказ от абстрактности и взаимозаменяемости. Коммуникативная уникальность является истинной отделенностью и носит название в философии М. Бланшо «Некто». «Некто» всегда там, где я один. Факт одиночного существования означает то, что я принадлежу мертвому времени, которое не является ни моим, ни твоим, ни общим, а временем «Некто». Только «некто» еще присутствует, когда никого нет. Здесь «Я» возвращается к себе с новым началом: Некто. Одиночество – это субъективность, схваченная как момент, перед тем как интегрироваться в общность, как само-соответствование, как самоидентифицируемая «личность». Фигурой субъективности, не поглощенной корреляцией «Я – Другой», является «Некто». Одиночество – это принадлежание времени, которое больше не является элементом личности. Мертвое время одиночества становится временем уникальности. В этом случае самость личности, как осознание cogito, находит себя заброшенным в то время, которое уже не является линейным, а становится коммуникативно повторяемым; то есть продолжительность определяется через количество коммуникаций. Как следствие – ни начало, ни конец, ни точечное настоящее невозможны. Единственной достоверностью присутствия в этом времени является повторение – момент, который предшествует себе и который последует за собой, настоящее, которое никогда не кончится, момент, находящийся в непосредственной близости с другим моментом. Аспект повторяемости «мертвого времени» соотносится с коммуникационным аспектом «Некто», предполагающим корреляцию «Я – Другой». Уникальность находится внутри «мертвого времени», она существует без соединенности, но вместе с понятиями «коммуникабельность» и «близость». «Некто» появляется там, где коммуникация порождает уникальность, поэтому «когда Я один, Я не один», «Я» уже не находится в одиночестве самости или идентичности, так как беспокойство по поводу нежелательного характера коммуникации, называемое «присутствие отсутствия», лишь элемент его сознания. В то же время «когда Я один», Я не там кроме статики состояние одиночества содержит и динамику, а именно – становление «Другим». «Некто» – это уникальность без присутствия или субстанциальности, но не без реальности: Где Я не один, там меня нет, но есть Некто. Где я один, там нет никого. Нет личности, нет Субъекта, но «Некто» там присутствует. Этот «Некто» подобен «Ничто» Хайдеггера, это не просто пустота, отсутствие сущего, это отсутствие, которое обладает притягательностью подлинного бытия. Проблема «Безликости» или «отсутствия личности» на самом деле присутствует в действительности. Самость со своим «одиночеством в мире», с ее проблемами несовпадения с окружающим, с ее свободой, представляет собой один из эффектов «безликости». Другими словами, личность является одним из эффектов безликости. Бытие «сущностного одиночества» не адекватно «Ничто». Так же как самость определяется как «эффект» безликости, так и «Ничто» есть эффект «потаенности». Ничто властвует тогда, когда заканчивается бытие. Но может ли бытие закончиться? Даже когда бытие заканчивается, остается еще что-то, хотя бы и сокрытым. Когда бытие заканчивается, возникает «присутствие отсутствия» бытия, но не как нечто сокрытое в бытии, а бытие как потаенность, то есть потаенность сама по себе. Проявленность, феноменальность, понимание являются эффектами потаенности, так же как идентичность и непротиворечивость – эффектами коммуникации и близости. Потаенность – это частный онтологический момент, который организует реальность. В повседневной жизни потаенность скрывает себя и проявляется только в «сущностном одиночестве». Здесь оно предстает как реальность вне проявленности и феноменальности, как реальность внутри коммуникации. Потаенность не относится к действию, истине или действительности, «это отрицание ирреальности». Только в сущностном одиночестве потаенность ближе всего к проявленности.