Оптина пустынь и ее время

Старецъ перешелъ на жительство въ другой корпусъ, вблизи скитской ограды, съ правой стороны колокольни. На западной стороне этого корпуса была сделана пристройка, называемая «хибаркой», для прiема женщинъ. И целыхъ 30 летъ (до отъезда въ Шамординскую женскую общину) онъ простоялъ на Божественной страже, предавшись служешю ближнимъ. Старецъ былъ уже тайно постриженъ въ схиму, очевидно, въ моментъ, когда во время его болезни, жизнь его была въ опасности.

При немъ было два келейника: о. Михаилъ и о. iосифъ (будугщй старецъ). Главнымъ письмоводителемъ былъ о. Климентъ (Зедергольмъ), сынъ протестантскаго пастора, перешедшш въ православiе, ученейшш человекъ, магистръ греческой словесности.

Для слушашя утренняго правила по началу онъ вставалъ часа въ 4 утра, звонилъ въ звонокъ, на который являлись къ нему келейники и прочитывали: утреншя молитвы, 12 избранныхъ псалмовъ и первый часъ, после чего онъ наедине пребывалъ въ умной молитве. Затемъ, после краткаго отдыха, Старецъ слушалъ часы: третш, шестой съ изобразительными и, смотря по дню, канонъ съ акаеистомъ Спасителю, или Божiей Матери, каковые акаеисты онъ выслушивалъ стоя.

После молитвы и чаепиття, начинался трудовой день, съ неболыпимъ перерывомъ въ обеденную пору. Пища съедалась Старцемъ въ такомъ количестве, какое дается трехлетнему ребенку. За едой келейники продолжали ему задавать вопросы по поручешю посетителей. Но иногда, чтобы хоть сколько нибудь облегчить отуманенную голову, Старецъ приказывалъ прочесть себе одну, или две басни Крылова. После некотораго отдыха, напряженный трудъ возобновлялся — и такъ до глубокаго вечера.

Несмотря на крайнее обезсилеше и болезненность Старца, день всегда заключался вечернимъ молитвеннымъ правиломъ, состоявшимъ изъ малаго повечерiя, канона Ангелу Хранителю и вечернихъ молитвъ. Отъ цѣлодневныхь докладовъ, келейники, то и дело приводивпле къ Старцу и выводивгше посетителей, едва держались на ногахъ. Самъ Старецъ временами лежалъ почти безъ чувствъ. После правила Старецъ испрашивалъ прогцеше, елика согреши деломъ, словомъ, помышлешемъ. Келейники принимали благословеше и направлялись къ выходу. Зазвонятъ часы. «Сколько это?», спроситъ Старецъ слабымъ голосомъ, — ответятъ — «Двенадцать». «Запоздали», скажетъ.

Черезъ два года Старца постигла новая болезнь. Здоровье его, и безъ того слабое, совсемъ ослабело. Съ техъ поръ онъ уже не могъ ходить въ храмъ Божш и долженъ былъ причащаться въ келлш. Въ 1868 г. состояше его здоровья было столь плохо, что стали терять надежду на поправлеше. Была привезена Калужская Чудотворная Икона Божiей Матери. После молебна и келейнаго бдешя и затемъ соборовашя, здоровье старца поддалось лечешю, но крайняя слабость не покидала его во всю его жизнь.

Таюя тяжелыя ухудшешя повторялись не разъ; Старецъ говорилъ о себе: «Иногда такъ прижметъ, что думаю, вотъ конецъ!»

Трудно представить себе, какъ онъ могъ, будучи пригвожденный къ такому страдальческому кресту, въ полномъ изнеможеши силъ, принимать ежедневно толпы людей и отвечать на десятки писемъ. На немъ сбывались слова: «Сила Божiя въ немощи совершается». Не будь онъ избраннымъ сосудомъ Божшмъ, черезъ который Самъ Богъ вещалъ и действовалъ, такой подвигъ, такой гигантскш трудъ, не могъ быть осуществимъ никакими человеческими силами. Животворящая Божественная благодать здесь явно присутствовала и содействовала.

Такимъ просветленнымъ, пронизаннымъ насквозь Божiей благодатью и былъ въ действительности великш старецъ о. Амвросш. «Совершенно соединившш чувства свои съ Богомъ», говоритъ Лествичникъ, «тайно научается отъ Него словесамъ Его». Это живое общеше съ Богомъ и есть даръ пророческш, та необыкновенная прозорливость, которой обладалъ о. Амвросш. Объ этомъ свидетельствовали тысячи его духовныхъ чадъ. Отъ старца не было сокрыто, ни прошлаго, ни настоящаго, ни будущаго. Приведемъ слова о старце одной его духовной дочери: «Какъ радостно забьется сердце, когда, идя по темному лесу, увидишь въ конце дорожки скитскую колокольню, а съ правой стороны убогую келейку смиреннаго подвижника! Какъ легко на душе, когда сидишь въ этой тесной и душной хибарке, и какъ светло кажется при ея таинственномъ полусвете. Сколько людей перебывало здесь! И приходили сюда, обливаясь слезами скорби, а выходили со слезами радости; отчаянные — утешенными и ободренными; неверующие и сомневающееся — верными чадами Церкви. Здесь жилъ «Батюшка» — источнике столькихъ благодЬянш и утешешй. Ни зваше человека, ни состояше — не имели никакого значешя въ его глазахъ. Ему нужна была только душа человека, которая настолько была дорога для него, что онъ, забывая себя, всеми силами старался спасти ее, поставить на истинный путь. Съ утра и до вечера, удрученный недугомъ, Старецъ принималъ посетителей, подавая каждому по потребности. Слова его принимались съ верою и были закономъ. Благословеше его, или особое внимаше, считалось великимъ счаспемъ; и удостоивгшеся этого выходили, крестясь и благодаря Бога за полученное утешете.