Современные теологи обычно различают «экономическую Троицу» (или Троицу откровения), которая определяет Бога через его спасительное действие по отношению к людям, и «имманентную Троицу» (или Троицу субстанции), определяющую внутреннее устроение божественной жизни самой в себе. Экономическая Троица и имманентная Троица должны совпасть в литургии. Но теми напряжениями и противоречиями, что были имплицированы в «экономико-мистической» парадигме Троицы, в дальнейшем будет отмечена и литургическая тайна публичной деятельности Церкви, в которой тайна экономии, действие священников и экономико-политическая практика, opus operatum
и opus operantis, и дальше продолжат как различаться, так и накладываться друг на друга. «Царство священников» из Исх. 19:6 и «царственное священство» Септуагинты и Первого Послания Петра задают парадигму и в то же самое время конститутивную апорию церковной литургии.
9. Послание к Евреям и послание Климента образуют два полюса, в напряжении между которыми будет и дальше определяться и артикулироваться христианская литургия. С одной стороны – semel
[33] действенного, но неповторимого таинства, чьим единственным субъектом является Христос; с другой – quotidie [34]«литургии» епископа и пресвитеров общины. С одной стороны, тайна совершенного[35] жертвенного действия, эффекты которого осуществляются раз и навсегда («освящение»[36], в терминологии литургического трактата Кавасилы); с другой – служение тех, кто должен отмечать память о нем и возобновлять его присутствие (что Кавасила называет «обозначением», sēmasia[37]: Cabasilas, p. 130). С одной стороны (в терминах энциклики Mediator Dei, с помощью которой современная Церковь в переломный момент своей истории попыталась заново вдохнуть жизнь в литургическую традицию), «объективное» начало литургии, «mysterium мистического тела», оператором которого является благодать, проявляющаяся в харизмах и действующая в таинствах ex opere operato (посредством простого совершения определенного акта); с другой – «субъективный» элемент культа, работающий благодаря участию верующих, ex opere operantis Ecclesiae (ср.: Braga e Bugnini, p. 574–75).Настойчивость, с которой энциклика Mediator Dei
стремится отрицать и едва ли не заклясть противоречие между «божественным действием» и «сотрудничеством со стороны людей»; между «действенностью внешнего ритуала Таинств, которая происходит … ex opere operato» и «достоинством тех, кто ими заведует или их принимает (opus operantis)»; между «аскетической жизнью и литургической набожностью» (ibid., p. 578), передает трудность, с которой теологи так и не смогли до конца справиться.Христианскую литургию определяет именно эта апоретическая, но из раза в раз повторяющаяся попытка отождествить и артикулировать вместе в литургическом акте – понятом как opus Dei
– тайну и служение, иными словами, сделать так, чтобы литургия как эффективный сотериологический акт совпала с литургией как общинной службой клириков, opus operatum с opus operantis Ecclesiae.