Мир, в котором пребывали отец и дочь во время совместных чтений, был тайным, драгоценным миром, который ассоциировался с запретной «вершиной». Волшебник-отец психологически соблазнял свою дочь. Ребенок чувствовал стыд, но стыд совершенно непреодолимый, ибо он рождался в интимной атмосфере, создававшей отцу божественный ореол. Они оба оказались во власти странного таинственного ритуала. Каждый раз девочка проверяла присутствие волшебной силы, стараясь понять, может ли она прекратить плакать, находясь в одиночестве. Такой контроль над своим телом постепенно привел ее к полному разрыву связи с ним. Несмотря на то, что в памяти Юлии не было следов физического насилия, психологическое предательство привело к расщеплению души и тела, то есть по своему воздействию походило на настоящий инцест.
По всей вероятности, встревоженный эмоциональной насыщенностью их отношений отец постоянно надламывал их так, что при этом в полном смысле слова предавал безграничное доверие своей дочери. Ее любимой сказкой была сказка Ганса Христиана Андерсена «Девочка со спичками» (The Little Match Girl), в которой идет речь об одинокой девочке, которая на Новый год тратит свою последнюю спичку, чтобы поддержать последнее тепло и зажечь свои последние фантазии. Когда кончаются спички, девочка замерзает. Эта сказка играла терапевтическую роль, обобщая отношение дочери к матери, единственным защитником от которой стал отец. Девочка верила, что, читая эту сказку, отец не только почувствует ее состояние, но и укрепит в ней веру и окажет поддержку. Однако, услышав взрыв его смеха в ответ на свои слезы, она ощутила, как грубо он растоптал ее веру. Она превратилась в ту маленькую девочку, последняя спичка которой погасла вместе со взрывом отцовского смеха. Ужас еще более усугубился приходом матери, которая надавала ей шлепков, не уставая повторять: «Не позволю, чтобы моя дочь выросла плаксой».
Эти эпизоды выявляют детскую травму, часто повторявшуюся в ее близких отношениях. Попадая под власть волшебного мира безграничной близости, она сразу предчувствовала мертвящее дуновение, разлучавшее ее с волшебником и со своим телом, оставляя наедине с застывшими, невыраженными эмоциями. Уже провалившись в бессознательное, она просто исчезла под ударами матери. Эта травма позже стала проявляться в бессознательном развитии ситуаций, где она манипулировала мужчинами так, чтобы впоследствии переживать их предательство. Еда и секс стали для нее той самой коробкой спичек, опустошив которую, она бы умерла голодной смертью. Она ела и занималась любовью, стараясь заполнить вакуум - свое травмированное тело, которое вследствие се уединенности всегда оставалось опустошенным.
Достигнув стабилизации веса, Юлия стала посещать сессии, на которых работала над установлением контакта между душой и телом. На этих сессиях ей пришлось столкнуться с переполняющей ее ранимостью, когда полнота уже исчезла и возник ужас, что ее бросит любимый мужчина. Ей неоднократно снился сон, в котором возникал образ привлекательного мужчины, в накинутом развевающемся черном плаще и широкополой шляпе- образ волшебника, имевшего власть давать или отбирать жизнь. В следующем сне это был обожаемый ею отец, которому она старалась доставить удовольствие. Он же считал ее виноватой в том, что она стала такой. Детские отношения, поддерживавшие в ней жизнь, сейчас обернулись другой стороной. Проекция, которую она наводила на мужчин, опять возвратилась па прежнее место.
Я на пути. Судное место - это моя церковь. Мой отец - судья на кафедре. Я приговорена. Приговор неизбежен. Знаю, что меня признают виновной в том, какой я стала. Я стою, сохраняя достоинство, перед своим отцом-судьей, но при этом полна ужаса, так как на дворе я могу слышать лай голодных псов и понимаю, что наказание за мое преступление будет заключаться в том, что меня вышвырнут им на растерзание.
В этом сновидении мы можем увидеть, как отец, пусть совершенно бессознательно, предает свою дочь. Надеясь, что понимает его сочувствие покинутой девочке в сказке, Юлия сразу отдалилась от него эмоционально, замкнувшись в себе, как только он расхохотался при виде ее слез. Ее чувства замерли, вытесненные в тело, которое превратилось в ужасных собак, угрожающих сожрать ее столь же яростно, как она накидывалась на еду, пытаясь избавиться от их ярости.