Опусы или опыты коловращения на двух континентах

Юрий Скрипников

ОПУСЫ ИЛИ ОПЫТЫ КОЛОВРАЩЕНИЯ

РЕМИНИСЦЕНЦИИ

«Реминисценции» - это все, что было до Аме-рики. Не обессудьте, что нет стрельбы и ро-ковых блондинок.

Начало

Ч

ерез четыре дня мне исполняется двад-цать лет. А через полчаса нужно идти в армию. Я сижу в кресле в нашей комнате в коммуналке на улице Пушкина.

Здесь я вырос. Теперь до конца жизни эта квартира будет ассоциироваться с детством, до конца жизни будет подсвечена особым ярким светом, которым освещено в памяти мое детс-тво.

Отсюда, из этого окна на четвертом эта-же, мы с моим другом Жекой стреляли из воз-душки по проезжающим внизу машинам. (Ув-лекательнейшее, скажу я вам, занятие). В этом подъезде в зимние месяцы разворачивались шумные игры. Выше по лестнице, прямо над на-шей квартирой дверь, ведущая на чердак. Отту-да мы проникали на крышу. В те незапамятные времена наш четырехэтажный дом был едва ли не самым высоким зданием в Краснодаре. В яс-ную погоду на юге можно было видеть голубые очертания гор. А со всех сторон дом окружало море южной зелени с островами разноцветных крыш.

Я острижен налысо. У кресла на полу собранный в дорогу рюкзак. Ноябрь шестьдесят девятого года. Я сижу и жду, когда пройдут эти полчаса, потому что в военкомат на улице Шау-мяна идти еще рано. Внезапно возникает совер-шенно четкое ощущение, что вот сейчас, когда минутная стрелка доползет до назначенного мной деления, окончится целая эпоха в моей жизни. Я закрою за собой дверь и уйдет в прош-лое и этот дом, и этот двор, где мы играли и го-няли на велосипедах под негодующие крики злых дворовых старух.

Закончились и два с половиной года сту-денческой жизни. Прямо сейчас, в какую-то оп-ределенную минуту заканчиваются детство и юность.

Одев на стриженную голову кепку, я пой-ду по заваленным желтыми листьями улицам. Я и сейчас, спустя десятилетия, смог бы пройти этим путем с закрытыми глазами. Ведь это доро-га, ведущая в мою школу. Только в конце не нужно поворачивать. Вместо этого я пройду еще два квартала прямо и будет военкомат.

Меня никто не провожает. Так уж пове-лось на всю жизнь, что я избегаю встреч и про-водов. Когда удается вырваться, я не сообщаю о времени прилета. Я встречаюсь с Краснодаром один и никто мне не мешает. Прямо на трапе са-молета ощущаешь неповторимый запах юга и знаешь, что вернулся домой.

Но все это будет потом, а сейчас я иду в неизвестную взрослую жизнь. Страшновато. От старшего брата я наслушался историй о стари-ках и молодых, о "присяге" и многом другом, что ждет салагу в армии.

Все это будет. А пока возникает ощуще-ние необратимости. Я еще в штатском, еще иду по своей воле, а не марширую строем. Но эта жизнь быстро отдаляется, отходит от меня. Стриженная голова и глупая кепка уже отделили меня от окружающих.

Ровно через месяц в занесенном снегом Солнечногорске безликим и презренным сала-гой я буду ждать, когда нас поведут в часть пос-ле уборки снега. Постукивая в темноте сапогом о сапог, чтобы хоть немного согреться, буду с тоской смотреть в освещенные окна домов. И почувствую себя заброшенным и на веки-веч-ные отделенным от мира нормальных людей - тех, которые живут в этих домах, за занавесками ярко освещенных окон.

Миннесота

Март 2000 г.

ВИИЯ

К

оротко рассказывать о ВИИЯ - Военном институте иностранных языков - просто невозможно. Очень уж необычное это за-ведение. Необычность начиналась с того, что институт не значился в списках военных учеб-ных заведений СССР, да и вообще не упоминал-ся ни в каких открытых публикациях.

Узнал я о ВИИЯ совершенно случайно. И, оказавшись под знаменами Советской Армии, решил обернуть это обстоятельство в свою поль-зу. Дело в том, что поступить в ВВИЯ с граж-данки простому смертному практически невоз-можно, а из армии, как ни странно, достаточно просто. Ну, не так, чтобы просто, но реально и возможно

Прослужив четыре месяца, я решил, что настало время приступать. Прежде всего нужно подать рапорт о поступлении. Такие дела реша-ются через непосредственного начальника, то есть, командира роты. Наш командир, капитан Бахмут, был человеком прямым и мнения свои доносил до народа с откровенной непосредс-твенностью. Нажравшись пьяным (обычное его состояние большую часть дневного времени и каждый вечер), капитан приходил в роту после отбоя, чтобы наконец-то осуществить заветную мечту и навести порядок среди вверенных ему подчиненных. Иногда он устраивал подъем всей роте - просто так, чтобы жизнь медом не каза-лась. Иногда же командирский гнев обрушивал-ся на какой-нибудь один взвод или вообще на отдельного бедолагу.

В такие минуты, притаившись под одея-лами и надеясь, что минет нас чаша сия, мы тре-петно вслушивались в сиплый задушевный го-лос отца-командира. Вдохновляясь звуками собственного голоса и обильно уснащая свои ре-чения матом, Бахмут орал на избранную им жер-тву: "Если бы твоя мать знала, какую скотину родила, она бы тебя в колоске удавила!"