Айна рассказала, что теперь раз в две недели приходит в парикмахерскую делать маникюр и парафиновую маску для рук. Ей это нужно, чтобы отвлечься. После маски ее натруженные руки становятся мягкими как шелк. Ей нравится, что она может позволить себе такое удовольствие. Айна живет с младшей дочерью и внучкой, но она всегда помнит о восемнадцатилетнем Магомете. Она повсюду носит с собой маленький целлофановый пакетик, в котором лежат фотография сына и клочок материи от рубашки, в которой он был расстрелян. «Я рада, что восстанавливают город, строят дома. Но почему никто не ответит за смерть моего сына и таких, как он?» — спросила она, обращаясь к Жерару. Я перевела. Жерар сочувственно пожал плечами. Айна опустила пальцы в мисочку с раствором ароматных масел и отвернулась. Наступила очередь педикюрши Мадины. Ее история не столь драматична, как история Айны, но достаточно типична для современной Чечни.
Муж Мадины Али сидит дома с двумя дочками. Ему приходится вести хозяйство, что совсем непривычно для чеченского мужчины. «Али пока не может найти себе работу. Чтобы получить хлебное место, например, в милиции или на автобазе, надо заплатить хорошую взятку, — объясняет Мадина. — Таких денег у нас нет. А работать на стройке муж не хочет. Это тяжелая работа, платят мало. Да к тому же зарплату часто задерживают. Пока работаю я. Грозный сейчас восстанавливают. Но это не тот город, который я любила. Когда я прохожу мимо того места, где была моя школа, мимо того места, где был мой дом, я всегда плачу. Это был совсем другой город, город-праздник. Его больше нет».
Жерар доволен. Женщины говорят непосредственно и искренне. Сюжет почти готов. Руслан везет нас к своей подруге Саците, которая занимается недвижимостью. Она обещала показать журналистам квартиры в полуразрушенных домах, которыми она торгует. Вместе с двумя покупателями — местным и чеченцем из Москвы — мы осматриваем трехкомнатную квартиру в сильно пострадавшем от бомбежки доме, где еще нет воды и газа и с подвала до чердака тянутся водопроводные шланги.
«Сегодня люди охотно вкладывают деньги в недвижимость. Некоторые покупают квартиры впрок. Кто-то для офиса, кто-то собирается вернуться через несколько лет, когда жизнь в Чечне наладится, — говорит Сацита. — Во время войны люди убегали куда глаза глядят, у многих пропали документы. И сейчас они пытаются доказать свои права на квартиры, в которых уже давно живут другие люди. На рынке очень мало „чистых“ квартир. Документы на жилье приходится восстанавливать. Цена трехкомнатной квартиры в центре города колеблется от сорока до пятидесяти тысяч долларов в зависимости от состояния дома».
Жерар в восторге от того, что удалось найти неизбитые сюжеты. Теперь он сможет рассказать о возрождающейся Чечне не просто посредством картинок со строек и фасадов восстановленных домов, — он покажет людей с их проблемами и настроениями. «Знаешь, Лиза, для полного счастья нам не хватает только Кадырова», — говорит Жерар. «Будет Кадыров, не сомневайтесь», — обещаю я. Мне этот самый Кадыров нужен больше, чем Жерару. Каждый раз, когда мы трясемся в старом «жигуленке» Руслана по раздолбанным чеченским дорогам, рискуя столкнуться с водителями-лихачами, я молюсь от страха и кляну себя, что придумала эту поездку. «Если не удастся передать Кадырову дневник Мухадиевой, это будет катастрофа. Зачем еще я сюда приехала? Здесь такая концентрация горя и безысходности, что чем дольше в ней находишься, тем больше погружаешься в депрессию».
Мы ужинали в маленьком ресторане в центре города. В большом зале кроме нас сидела еще компания подвыпивших мужчин. А со второго этажа то и дело спускались и выходили на улицу бородачи в камуфляже с оружием. Они играли в бильярд.
Посетители кафе мне не нравились. Они пугали: была в них какая-то лихость и агрессивность. Казалось, они могут в любой момент достать автомат и выстрелить в воздух. Или в упор. Я почувствовала себя неуютно. Мне стоило огромного труда скрывать от Жерара ощущение дискомфорта и опасности, которое не давало мне покоя, хотя я старалась поддерживать беседу: Жерар и Сергей обсуждали кавказскую кухню, красоту русских женщин. Мне же хотелось поскорей вернуться в Москву. К мужу и детям. «Черт с ним, с этим Кадыровым, и с дневником Фатимы Мухадиевой, не передам его, так и не передам, значит, не судьба». Мои пораженческие размышления прервал телефонный звонок. Звонил пресс-секретарь Кадырова. Он подтвердил, что в три часа дня мы должны быть в резиденции чеченского премьер-министра в Гудермесе.
Хозяин Чечни
Гудермес удивил своей декоративностью. В отличие от Грозного там не было видно разрушенных домов. Центральная площадь с фонарями напоминала Старый Арбат. Перед резиденцией премьер-министра в спортивном клубе «Терек» у шлагбаума нас остановили два бородача с автоматами. Когда Руслан сказал, что это французское телевидение, нас сразу пропустили.