Читаем Опыт биографии. Невиновные полностью

Работая над «Опытом биографии», об этих драматических событиях собственной жизни Светов, конечно, знать еще не мог. Но зато теперь эта свободная, по его словам, книга может дать представление о том нелегком и непростом пути, который привел его к единственно правильной цели.

Рассказ о своей жизни автор предваряет примечательными словами: «Я полагаю, что книгу о себе можно начинать лишь в том случае, если поймешь собственную жизнь не частной, не автобиографией, но судьбой поколения». Эти слова как бы подчеркивают самое главное в этом произведении. Жизненный путь автора книги оказался типичным для людей его поколения, выраставших, как и он, в Стране Советов. События, лично им пережитые, были схожи с теми, что происходили и с его сверстниками в разных концах огромной страны.

Будущему писателю исполнилось девять лет, когда в Третьем доме Советов, где селились семьи людей, так или иначе приближенных к власти, был арестован его отец, Григорий Фридлянд — историк, пишущий о Французской революции, страстный поклонник Дантона, Марата, Робеспьера. Вскоре после этого была отправлена в ссылку, а потом и за колючую проволоку лагеря и мать Светова — Надежда Львовна.[1]

Единственным человеком, на чьи плечи легла забота о девятилетнем ребенке, оказалась его старшая сестра Ида, закончившая к тому времени школу и мечтающая повторить путь отца — стать историком. Однако очень скоро ее исключают из комсомола «за потерю бдительности», и перед осиротевшими детьми открылись совсем другие пути. Те самые, по которым к тому времени проехало уже полстраны.

«Мы ехали по узкоколейке Темниковскими лагерями. Остановки были лагпункты, военные — вохра, люди в телогрейках — вольнонаемные, или бесконвойные зэки, или зэки бывшие — освободившиеся и осевшие здесь, у лагерей». Читая эти строки, с грустью думаешь о том, что описание дороги, по которой герой едет со старшей сестрой в лагерь к матери, многим и многим читателям покажется знакомым. Ибо скорбный этот путь как бы неподвластен времени, он остался неизменным даже десятилетия спустя.

Следующий абзац книги Светова служит подтверждением этого: «Сейчас в тех же самых лагерях сидят Синявский и Даниэль, Гинзбург и Галансков, здесь был Марченко. Так же, как когда-то мы с сестрой, спустя тридцать лет ездят к ним на свидания — поездом до Потьмы, потом той же самой колеей от лагпункта к лагпункту, через Явас. За окном дребезжащего вагона тот же снег и те же стрелки с винтовками».

Но не только о связи времен идет здесь речь. Скорее — о намертво застывшем времени, когда в стране за долгие и долгие годы не меняется ничего. Ведь и по сей день просторы нашей необъятной Родины опутаны все той же нержавеющей, неподвластной никаким переменам железной паутиной.

В самом начале войны брат и сестра, окончившая институт в Горьком, оказываются на Алтае. Недавние горожане, они живут в глухой деревушке, населенной одними стариками и женщинами, проводившими мужей на фронт. Непривычная и тяжелая работа в поле, скудный деревенский быт — все это для юного москвича из вполне благополучной семьи, казалось, должно быть невыносимым. Однако именно здесь, среди алтайских крестьян, с редкой добротой относившихся к брату и сестре, он сумел понять нечто очень важное. То, что со временем так помогло ему найти себя как писателя и гражданина: «Мне важно здесь, в рассказе о недолгой жизни в деревне, передать прочувствованное мною и необычайно мне дорогое ощущение причастности и любви к стране, в которой я жил и родился».

Такое признание на первых порах способно озадачить читателя. Сын арестованного (расстрелянного к тому времени) отца, отбывающей пятилетний срок в лагере матери, изгнанный из родного дома, обреченный на нищету и скитания по стране, в любви к которой он столь пылко признается.

Как бы предчувствуя это недоумение читателя своей книги, автор вскоре объяснит свое видение того, что случилось за эти годы с ним и с его семьей: «Конфликт, поломавший мою жизнь в самом ее начале, был конфликтом не со страной, даже не с государством… а с учреждениями, креслами, пиджаками с мандатами в кармане. Я это знал, понимал уже в детстве». Стоит заметить, что конфликты с «пиджаками», обладающими мандатом на власть, будут случаться в его жизни еще много раз. И на Сахалине, где он будет работать в местной газете и на местном радио, и в Москве — в редакциях «толстых» журналов, и в самом правлении Союза писателей, в который его сначала примут и из которого потом выкинут с убийственной характеристикой.

Но еще в Московском университете (разумеется, на заочном) Феликс Светов приобрел верных друзей, сыгравших важную роль не только в его жизни, но и в развитии современной русской литературы. Каждый из них — один в стихах, а другой в литературоведческих и критических своих статьях — сумел рассказать неприкрытую правду о стране и о лжи, которой было пропитано в ней все, в том числе и творения советских классиков.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза