Опыт борьбы с удушьем

– Ты что, совсем спятил? Мы начали в шесть вечера, играли целый вечер, всю ночь и все утро. Куда дальше? Хватит.

– Нет, я расплачиваться не буду. – Полотер хоть и не смотрел им в глаза, но уперся на своем.

– Не будешь, и черт с тобой, – вступил в разговор Марат. – Давай, Бяша, бери телевизор.

Они подошли и взялись за большой телевизор, стоявший на почетном месте в гостиной.

– Что вы делаете? – в ужасе закричал полотер.

– Выносим мебель, – лаконично ответил Марат.

– Поставьте на место, я отдам деньги.

– Нет, не поставим, пока не принесешь и не покажешь деньги, – все это время Марат с Севой держали телевизор в руках.

Полотер принес деньги, отсчитал выигрыш, рублей тридцать, и положил Севе в карман. Тогда они вернули телевизор на тумбочку, вежливо поблагодарили полотера и ушли.

Сева с Маратиком поехали на Клязьму, всего на один день, к вечеру они должны были вернуться. Вернулся Сева через два дня и без гроша в кармане. За два дня игры они выиграли пять рублей, которые тут же с Маратиком и пропили. Его лепетания, что клиент был очень выгодный, что шла карта, что вечер незаметно перешел в ночь, а ночь в утро следующего дня, не помогли. Женя злилась, что он испортил ей праздники, он не желал выслушивать обвинения и упреки, они поругались, и Сева, схватив пару своих рубашек, убежал к матери. Потом были звонки, встречи, как первые свидания, извинения со слезами на глазах и клятвы в вечной любви. Опять «побежим туда», «посмотрим это», кино, рестораны и страстный примирительный секс. Женю каждый раз поражала готовность Севы отдать всего себя. Ей казалось, что он растворяется в ней, что в желании поделиться с ней высшим удовольствием он забывает себя и думает только о ней.

– Я тебе рассказывал, как умер отец? – спросил Сева.

Они лежали на своей узкой кушетке, родителей дома не было. Соседка Ксения Ивановна, пару раз сунувшаяся было к ним в комнату, с тех пор, как они отпраздновали свадьбу, больше не заходила. Сева теперь был муж и в шкаф не прятался.

– Пришел папа с работы, я, как ни странно, был дома. Он сразу сказал, что очень плохо себя чувствует. Я помог ему снять плащ. Не так холодно было в Москве 15 октября. А за два дня до этого я ходил с Антоном на футбол СССР – Италия, и мы были в рубашках с коротким рукавом. Почему я это запомнил? Потому что, когда я пришел домой, мама мне устроила из-за этого жуткий скандал. «Ведь ты мог заболеть», – кричала она, и папа нас практически разнимал. Они тогда сильно поругались: он ей говорил оставить меня в покое и дать жить, она кричала, что он не заботится обо мне и потакает моим суицидальным наклонностям. В общем, они были в ссоре и не разговаривали, вполне обычная ситуация в нашей семье. Папа сразу лег, как был, в костюме и галстуке, даже ботинки не снял. Сказал: «Вызови мне срочно «Скорую помощь», – и сразу потерял сознание. Мы с матерью бросились звонить. «Скорая» все не ехала, и минут через десять мать послала меня на улицу их встречать. «Может быть, они не в тот подъезд пошли и заблудились». Я вышел, еще минут десять ждал. А когда они приехали и мы поднялись в квартиру, папа уже умер. «Скорая» делала массаж сердца, но ничего не помогло. В сознание он так и не пришел, и с матерью попрощаться не успел. Тело отца увезли, мы остались одни, мать сидела на полу, по-звериному выла и рвала на себе волосы, по-настоящему, клочьями выдирала из себя. Было одновременно жалко ее и жутко. Я знал, что надо подойти, обнять ее, успокоить, – и не мог. Я все думал о том, как папа умер, когда меня не было, пока я ждал эту дурацкую «Скорую» внизу.

Женя разрыдалась. Сева, увидев ее слезы, встал перед ней на колени.

– Я, когда полюбил тебя, сразу знал, что это не потому, что ты красивая или умная и талантливая, а потому, что у тебя необыкновенное сердце. Я тебя потому люблю, что ты вот так можешь понять меня и принять мою боль как свою.

Женя вытерла свои и Севины слезы. Сева легко плакал и никогда не стыдился своих слез. «Севка такой чувствительный», – говорила в таких случаях Софа.

Сева поднялся и сделал круг по комнате.

– В общем, что я хочу сказать. Давай договоримся, что бы ни случилось, как бы мы ни ругались, но ночью перед сном мы должны помириться.

– Я согласна, хотя трудно помириться перед сном, если ты чуть что убегаешь к матери. Ей-богу, Сева, ну что за беготня?

– Да, но почему я ухожу?

– Вот я и спрашиваю, почему?

– Я физически не могу находиться в месте, где меня не хотят. Я не могу быть там, где меня не любят.

– Кто тебя не любит? Куда еще больше любить? Но ведь не может так быть, что тебе ничего сказать нельзя, как только критика или упрек, или тебе только кажется, что я тобой недовольна, ты вскакиваешь и уходишь. Я же не могу тебя только по шерстке гладить все время.

– Ты опять меня учишь? Спасибо, не надо, мне мамы хватает.

Повисла пауза. Женя знала, когда у Севы вот так ходят желваки, он борется с раздражением.

– А как вы жили? Ведь мама не работала нигде, а ты учился уже в университете, да? Вы пенсию получали за отца? – спросила она.