Опыт о неравенстве человеческих рас. Том 1

Древнеегипетский язык включает в себя три части. Одна принадлежит к «черным» языкам. Другая, обусловленная контактом этих «черных» языков с наречием хамитов и семитов, дает ту смесь, которую назвали по имени второй из вышеуказанных рас. Наконец, существует третья часть, очень таинственная и самобытная, но во многих отношениях она свидетельствует об арийских корнях и родстве с санскритом.[94] Это важное обстоятельство, будь оно солидно доказанным, могло бы положить конец дискуссии и реконструировать маршрут белых поселенцев Египта от Пенджаба до устья Инда, а оттуда в долину верхнего Нила. К сожалению, это еще не совсем ясно и может служить лишь версией. Однако вполне возможно, что доказательства вскоре отыщутся.[95]

Долины нижнего течения Нила долгое время считались частью страны Миср. Но это было ошибочное мнение. Места, где египетская цивилизация познала расцвет в самые древние времена, находятся гораздо выше, чем дельта. За пределами арабского побережья, где бесплодная почва не привлекала переселенцев, древняя цивилизация занимает не очень большое пространство и не достигает Средиземного моря. Возможно, она не стремилась порвать все связи с прародиной. Несмотря на пески и скалы, окаймляющие залив, через который могли проникать иммигранты, торговые портовые города существовали и здесь (например, Филотерас), и все они были связаны с плодородным центром, где и происходило главным образом переселение благодаря созданным в пустыне поселениям или промежуточным станциям, например, Вади-Джазус, о котором известно, что его колодцы привел в порядок Амунм-Гори (1686 г. до н. э.). Это было еще в то время, когда египтяне не владели побережьем Палестины. Есть основания полагать, что изумрудные копи в Джебель-Забара эксплуатировались еще до нашей эры. В захоронениях фараонов XVIII династии в изобилии находят лазурит и другие драгоценные камни, происходящие из Индии. Я не говорю здесь о фарфоровых вазах, попавших сюда, вне всякого сомнения, из Китая и обнаруженных в подземельях, возраст которых не установлен. Одного этого факта достаточно, чтобы с полным правом датировать эти памятники и их содержимое очень далекой эпохой.

Исходя из того, что создали египтяне в центре долины Нила, я делаю вывод, что они не принадлежали к хамитским и семитским народам, которые переселялись в западную Африку по побережью Средиземного моря. Из того факта, что все их резные фигуры несут на себе явно кавказскую печать, можно заключить, что цивилизаторская часть этого народа имела «белое» происхождение. А арийские следы в их языке свидетельствуют о их первородном родстве с санскритским семейством. Чем глубже мы изучаем народ Исиды, тем большее количество находок подтверждают эту версию.

Я уже говорил, что в самые далекие исторические времена египтяне имели мало связей — или вообще их не имели — с хамитскими или семитскими народами и районами, где эти народы обитали; между тем они, по всей вероятности, поддерживали продолжительные отношения с приморскими юго-восточными народами. Их деятельность была настолько естественно направлена в эту сторону, а ее последствия имели настолько большое значение, что во времена Соломона наблюдался очень высокий объем торговли между двумя странами.

Констатируя санскритское происхождение цивилизаторского ядра расы, не следует отрицать, что начиная с очень древней эпохи эта раса сильно пропиталась черной кровью и смешалась с многочисленными хамитскими отпрысками и сыновьями Сима. В этой связи я упоминал о свидетельствах арабского происхождения жителей долины Нила от Сиены до Мероэ. Книга Бытия находит семитов среди сыновей Месраима, сыновей Хама (X, 13, 14). Несмотря на столь смешанное происхождение сами египтяне считали себя автохтонным народом. Они действительно были таковым как наследники по крови меланийских аборигенов. Однако если обратиться к самой благородной части их генеалогического дерева, придется отказаться от подобного мнения по этому вопросу и считать их иммигрантами, причем не столько с севера и востока, сколько с юго-востока.

Жестокой религии ассирийцев египтяне противопоставили величественный культ, пусть и не настолько идеальный, но, по крайней мере, более гуманный, который вытеснил в эпоху Древней Империи, при первых наследниках Менеса,[96] негритянский обычай иератических массовых убийств и с тех пор никогда не пытался его возродить.

Конечно, общие принципы религиозного искусства, практиковавшиеся в Фивах и Мемфисе, не препятствовали изображению уродливого, но они и не стремились к ужасному, и хотя образ Тифона и других еще можно назвать отталкивающим, египетское божество отличается скорее гротескными формами, а не конвульсиями дикого зверя или гримасами людоеда. Эти отклонения вкуса, смешанные с истинным величием и определяемые, скорее всего, количеством черной крови, отступают на задний план перед благородством белой части, которая превосходила хамито-семитское влияние и демонстрировала мягкость, отказываясь от жестокости и вынуждая черный элемент отступать в сторону смешного.