Опыт о неравенстве человеческих рас. Том 1

Впрочем, такую организацию общественной власти мы видим не только у индийских арийцев. В государствах Передней Азии и на берегах Нила также применялся патриархальный принцип. Однако первоначальная идея претерпела там изменения, которые в корне отличаются от того, что имело место как в Китае, так и в Индии. Будучи менее либеральным, чем в Индии, понятие патерналистского правления было выработано людьми, чуждыми возвышенной рассудительности основной расы. Оно не могло быть выражением умеренного и мирного деспотизма, как в Китае, потому что требовалось обуздать толпы жителей, плохо понимавших полезное и подчинявшихся только грубой силе. В Ассирии власть была ужасной, безжалостной: с мечом в руках она заставляла подчиняться себе. Она не терпела обсуждения и не знала ограничений. В Египте не было такой жестокой власти. Там арийская кровь поддерживала хоть какой-то порядок, и касты, не столь категоричные, как в Индии, особенно жрецы, пользовались некоторым уважением и неприкосновенностью, в чем можно видеть пусть и слабое, но отражение благородства белого вида. Что касается черного населения, фараоны всегда третировали его, как рабочий скот, — так же, как относились к их сородичам на берегах Евфрата, Тигра и Средиземного моря.

Патриархальный принцип применительно к неграм сделался абсолютным деспотизмом — безжалостным, безграничным и кровавым.

В Китае вторая часть этого принципа была совершенно другой. Арийская семья, которая принесла его с собой, не захотела отречься от прав и обязанностей победителей-цивилизаторов. Но она не приняла и черный принцип в силу того, что у местных жителей был другой характер и другие наклонности.

Малайская смесь, т. е. продукт соединения черной и желтой кровей, являлась тем элементом, который переселенцам-кшатриям предстояло приспособить к своим нуждам и цивилизовать, смешиваясь с ним. Можно сказать, что в ту эпоху слияние двух низших рас было не таким полным, как сегодня, и что во многих местах на юге Китая, где действовали индусы-цивилизаторы, племена, остатки племен или даже отдельные люди каждой из рас оставались довольно «чистыми» и успешно противостояли противоположному типу. Однако в результате этого неполного смешения рождались потребности и чувства, очень близкие тем, которые появились позже в результате окончательного смешения, и белые столкнулись там совсем с другими проблемами, нежели те, что стояли перед их собратьями-победителями в Западной Азии.

Мы уже определили сущность малайской расы: будучи лишенной сильного воображения, она все-таки осознала преимущества упорядоченной организации. У нее есть вкус к благополучию, как у всей желтой расы вообще, причем к благополучию исключительно материальному. Она терпелива, инертна, легко приспосабливается к закону и к социальному порядку.

С такими людьми не было нужды прибегать к жестокому деспотизму, к которому привели глупость черных и постепенное порабощение хамитов, слишком близко породнившихся со своими подданными. Напротив, в Китае, когда смешение начало беспокоить арийский дух, оказалось, что этот благородный элемент по мере его распространения в массах впитывал в себя врожденные свойства местных народов. Он не передавал им свою гибкость, благородную энергию, вкус к свободе. Тем не менее он укреплял их инстинктивную любовь к порядку и антипатию к издержкам воображения.

У китайцев очень прозаическая натура, чрезмерность ужасает их, поэтому несправедливый монарх немедленно теряет авторитет и уважение.

В этой стране принципом правления был патриархат, поскольку цивилизаторами были арийцы, которые жили среди низших народов, но на практике абсолютизм властителя не проявлялся ни в сверхчеловеческой гордыне, ни в отталкивающем деспотизме и был ограничен узкими рамками в силу того, что малайская природа не провоцировала эксцессов, а арийский дух, смешиваясь с ней, находил среду, осознающую, что спасение государства есть соблюдение законов на всех уровнях населения.

Итак, власть в Срединной Империи организовалась. Царь — отец подданных; он имеет право на их абсолютное подчинение и служит для них проводником божественной воли, поэтому приближаться к нему можно лишь на коленях. Теоретически он может все, чего захочет, но в действительности возможности его не безграничны. Народ ропщет, мандарины высказывают недовольство, министры, ползающие у ног императора, громогласно осуждают незаконное поведение отца нации, и этот отец стоит перед выбором: либо довести свои прихоти до крайности и тем самым порвать со всем священным и неприкосновенным, чему его учили с детства, либо столкнуться с открытым бунтом.