Опыт о неравенстве человеческих рас

Итак, они были всем довольны, но не следует думать, будто их преданность Риму была постоянной и непоколебимой. Они не раз бунтовали, хотя всякий раз возвращались к покорности. Привычка подчиняться господину так и не переросла в уважение к закону. Бунт казался им наименьшей из трудностей и, возможно, самым большим удовольствием. Но когда требовалось создать национальную систему правления вместо чужеземной власти, которую им удавалось поколебать, когда нужно было установить порядок и снова кому‑то подчиняться, их приводила в ужас сама мысль о том, что высшая власть будет в руках галла. Тогда поднимали голову те, кто до сих пор держался в стороне и тайно сочувствовал императору; они внушали людям, что, конечно, власть орла есть зло, но зло необходимое, что без него будет катастрофа. И галлы понуро возвращались в римское стойло.

Такая странная неспособность к независимости будто запечатлялась на всех лицах, будто судьбе нравилось держать галлов в таком положении. Однажды у них появился свой император. Одна женщина подарила его галлам, попросив у них только одного: поддержать его в борьбе с соперником из Италии. Этот император, Тетрикус, столкнулся с той же стеной, о которую разбились прежние восстания, и, несмотря на поддержку германских легионов, он был вынужден сменить императорскую диадему на должность префекта Лукании. Призрачные государства снова восстановили свои права, возможно, с неохотой, но, в сущности, довольные тем, что не отдали ни пяди своей провинциальной независимости.

Итак, история показывает, что галлы с I по II в. н. э. не имели иных достоинств, кроме воинственности, причем она проявлялась у них в высшей степени. Именно по этой причине они, неспособные устроить свои собственные дела, оказывали время от времени такое большое влияние на весь семитизированный римский мир.

Отвагой отличались балеарцы и нумидийцы, испанцы не имели равных в пехотном строю, и сирийцы, хранившие память об эпохе Александра, поставляли прекрасных воинов. Однако галлы превосходят их всех. Невысокие и коренастые, они проявляли чудеса на поле битвы и давали пример остальным легионам в смысле дисциплины.

Поэтому не зря империя набирала солдат в Галлии, особенно в Галлии германизированной. Под властью двенадцати Цезарей, когда политическая власть находилась у южных провинций, покой империи охраняли северные войска.

Интересно отметить, что привилегии, которые облегчали кельтам доступ к высоким воинским должностям и даже к сенату, не давали им права претендовать на корону.

Первыми представителями провинций, прорвавшимися к высшей власти, были испанцы, африканцы, сирийцы, но ни один галл не был императором, если не считать Тетрикуса и Постума. Разумеется, у галлов не было способностей к правлению, и если Отон, Гальба и Вителлий могут считаться исключением, то это ни в коем случае не является правилом. Врожденный галльский педантизм преграждал им дорогу к высшим должностям.

Такая ситуация, обусловленная кельтским влиянием, коренным образом изменилась, когда в легионы стали набирать меньше германизированных кельтов, пораженных, если можно так выразиться, «римской чумой», а больше южных германцев, хотя и последние не отличались особой чистотой крови. Результаты этого сказались уже в 252 г., накануне правления Юлия Вера Максимина, сына готского воина.

С этого времени германская сущность вышла на первый план в римском мире. Она стала живительной силой в легионах и соответственно в государственной системе правления. Галльская раса, представленная в основном северными группами, отошла на второй план. Ярлы, т. е. военачальники, взяли в свои руки реальную власть, и с тех пор можно говорить о том, что Рим стал германизированным, потому что семитский принцип растворился в обществе, а его место на поверхности занял новый арийский слой.

Такая резкая трансформация, пусть даже и латентная, такое давление со стороны враждебной расы, чаще всего оказывавшейся побежденной и называемой варварской, могли осуществляться не в силу естественного закона, а преодолевая многочисленные трудности, особенно для того, чтобы избежать чрезмерного насилия.