Опыт Октября 1917 года. Как делают революцию

Второй аспект, который следует отметить, это то обстоятельство, что, по свидетельству Ленина, решение было принято ЦК «единогласно». Достоверно известно, что в конце апреля минимум один из членов ЦК – Г. Зиновьев – был сторонником линии на участие в социалистической конференции (использовать этот европейский форум он призывал «в последний раз», но все таки настаивал, что игнорировать его нельзя). Ведь именно по докладу Зиновьева и было принято решение большевистской конференции. Как голосовали другие члены нового ЦК неизвестно, но вряд ли в этом вопросе они были единодушны; «правые» большевики, такие как Каменев, скорее всего, склонялись в пользу участия в циммервальдовском движении. И вот, уже в первой половине мая ЦК голосует ленинское предложение «единогласно».

Трудно сказать было ли это результатом напряженной дискуссии, политическим компромиссом, или итогом собственной эволюции сторонников резолюции апрельской конференции. Впрочем, в пользу последней гипотезы есть одно подтверждение. 6 мая в «Правде» появилась статья самого Зиновьева «Господин Вандервельде», целиком посвященная критике (очень жесткой) бельгийского социалистического министра и председателя Международного социалистического бюро Эмиля Вандервельде, посетившего Петроград. Он наряду с другими деятелями правого крыла европейской социал-демократии (А. Тома, М. Кашен, О’Грэди) критиковались Зиновьевым за «социал-шовинизм» и сделку с буржуазией своих стран. Статья заканчивалась словами «Избави нас, господи, от таких друзей, а с врагами мы сами справимся…». Эта критика в условиях дискуссии по вопросу об участии в социалистической конференции, может рассматриваться как эволюция в сторону позиций Ленина, призывавшего отказаться от участия в общих мероприятиях с умеренными и правыми социалистами. А если учесть, что визит Вандервельде был направлен на поддержку курса российских оборонцев на дальнейшее участие России в войне, то понять раздражение большевиков правыми и умеренными социалистами можно легко. Т. е. поддержка, которую продемонстрировал Вандервельде лидерам меньшевиков и эсеров, послужила для большевистских лидеров сильным аргументом против участия в совещании с его единомышленниками.

Как бы там ни было, Ленину удалось консолидировать ЦК по этому важному (хотя и не главному) вопросу и добиться от него фактической дезавуации решения Апрельской конференции.

Вторым трудным вопросом, с которым столкнулось большевистское руководство в мае, стало сближение с «межрайонкой» и Л. Д. Троцким. Однако источники не позволяют судить о том, как именно протекала внутрипартийная дискуссия по этому поводу.

Троцкий вернулся из эмиграции на месяц позже Ленина, 4 мая. На вокзале его встречали, но куда скромнее, чем вождя большевиков. Если Ленина приветствовал Чхеидзе, то Троцкого – член большевистского ЦК Г. Федоров, фигура куда менее значительная, а также М. Урицкий, старый друг и ближайший соратник Троцкого, один из лидеров «межрайонки». Тем не менее, сам факт, что большевики официально послали встречать Троцкого члена своего ЦК, говорит о том, что идея о сближении с этим старым противником уже обсуждалась в партии. К сожалению, следов такого рода обсуждений не сохранилось.

Однако многозначительные жесты со стороны большевиков в адрес Троцкого продолжались. Прибыв сразу с вокзала на заседание Исполнительного Комитета Совета, Троцкий столкнулся с холодностью его председателя Чхеидзе. Но пилюлю поспешили подсластить большевики, немедленно предложившие включить своего старого оппонента в Исполком, как бывшего председателя Совета 1905 года. Предложение это, хоть и вызвало замешательство, было принято (правда Лев Давидович получил лишь совещательный голос). Такая демонстрация расположения и политического доверия со стороны большевиков не могла не быть замечена Троцким, еще только присматривавшимся к «диспозиции политических групп» и нуждавшимся во влиятельных союзниках. Но предшествующие полтора десятилетия оставили обеим сторонам целый багаж взаимных обвинений, претензий и споров, откуда такая любезность? Да еще со стороны партии, мало склонной к примирению со своими оппонентами?

Вопрос о том, кому принадлежала инициатива в этом вопросе, крайне важен, ибо он связан с одной из наиболее важных теоретических дискуссий в истории российской социал-демократии. По всей видимости, идея примирения родилась в недрах самой большевистской партии (Троцкий никаких шагов в этом направлении до сих пор не предпринимал), причем на самом ее верху, иначе член ЦК не поехал бы встречать столь известного (чтобы не сказать одиозного) деятеля, да и предложение о кооптации Льва Давидовича в Исполком Совета вряд ли исходило от рядового партийца.