Опыт присутствия

Единственное, к чему я никак не мог привыкнуть – обращение тюремного персонала. Они вели себя так, словно мы были вещами, переданными в их собственность. Мне с самого начала не нравилось по окрику отправлять руки назад, мне не нравились сами окрики. Мое чувство собственного достоинства глубоко страдало. Особенно остро это ощущалось на этапах, когда нас гнали по эшелонам и пересыльным пунктам. Охрана словно чувствует твой протест, – подтолкнет, обругает, хлопнет дверью. Видимо сладостно ощущение власти человека над человеком. Но был, был тот мальчик на пересыльном пункте в

Рузаевке, который воспринимал свою службу как невыносимый позор.

В начале августа мы прибыли на приемную зону Дубравлага,

Мордовского ОЛПА. Запомнились щи, которых нам подливали досыта. Мяса в них было немного, но свежая капуста, помидоры и картошка делали вкус, для привыкших к тюремной баланде, особенным. Здесь мы узнали, что на 71, том, на который предстояло попасть, недавно была забастовка. Лагерь окружали танки, а вышки укрепили пулеметами. Даже эвакуировали семьи персонала. Я с сожалением думал, что если бы не экспертиза, суд был бы раньше, и мы могли стать участниками событий. Ну, и так далее. Оглядываясь назад, я вспоминаю, что внутри меня жила готовность умереть за правое дело.

В лагере самое интересное – люди. Здесь с удивлением узнаешь, что мир братьев по разуму довольно широк. Ты понимаешь, что не только ты думал и оценивал состояние Отечества "в глубоком заблуждении, обманутый вражеской пропагандой", но и многие из твоих сверстников и даже людей старшего возраста. Не то чтобы все трубили о разочаровании в социализме, просто никто не скрывал своих убеждений.

Мы знали стукачей в лицо, и их особенно не стеснялись. Большинство молодежи были истинными марксистами-ленинцами, но постепенно в сознание заползала идеология буржуазного либерализма. В лагере можно было познакомиться с настоящими представителями капитализма. Мне посчастливилось некоторое время находится бок о бок с европейским бизнесменом, Николаем Николаевичем Осиповым. История его проста и показательна. Эмигрировал из России в 1902 году. Открыл ресторан в

Монте-Карло, со временем расширил деловые операции. До войны имел бизнес в Германии. С приходом Гитлера к власти, отказался от гражданства и переехал во Францию. Участвовал в движении сопротивления. После войны возглавил крупную фирму по строительству ресторанов и гостиниц Париж-Берлин. При переходе в Берлинской подземке был остановлен советским военным патрулем: "Вас издас?

Осипофф? Ах, Осипов?! Так вы русский?! – Пройдемте!" В Западной

Германии требовали его выдачи, были выпущены марки "Свобода

Осипову!" Увы… Николай Николаевич был хорошим рассказчиком. Он не увлекался критикой ССР, признавая и университет на Ленинских горах, и только что пропищавший спутник, но его правда о Западе впечатляла. Через внешнюю форму его сдержанности веяло свободой.

Красный крест присылал Осипову всяческие консервы и вирджинский табак. Осипов щедро делился богатствами с соседями, научившись довольствоваться скромным лагерным рационом.

В общем, лагерь содержал много достойных людей, с которыми было интересно общаться. Граф Юрий Иванов-Белозерский – правнук великого художника Иванова, граф Юра Вандокуров, переписавший книгу "Введение в философию" Вундта и выдававший ее за собственную "Пропедевтику философии диалектического реализма". Грехи за этот плагиат можно было простить после того, как он с напарником дерзко бежал из рабочей зоны в грузовом вагоне, ушел из него, оставив на казенном бушлате две кучки дерьма, с запиской "ничего вашего мне не надо".

Эта выходка заставила начальство ВОХРы особенно скрежетать зубами, а рядовой состав одобрительно посмеиваться, благодаря чему и до нас дошли скандальные подробности. Его напарника поймали довольно быстро и избитого привезли на показ в лагерь, а Юра сумел добраться до Алма-Аты. К сожалению, дерзкие усилия оказались тщетными, – родственники выдали его властям.

А какие были прекрасные люди из студенческой Москвы и Петербурга!

Володя Гедонии, Вадим Козовой, Боря Пустынцев, Алик Голиков, Петя

Перцев, и мой самый близкий друг в лагере Боря Хайбулин. И Илья,

Илья Гитман, с которым с тех и до сих пор я шагаю по жизни как с собственной мистической тенью. Феноменальный еврей, все таланты которого отвергло советское общество и закопало в братскую могилу инакомыслия, оставив для общества из всех его бесконечных знаний только умение держать пассатижи электрика.

Мое пребывание на 71 ОЛПЕ имело не только привлекательные стороны, но и связанные с моим характером шероховатости. Первые впечатления и насыщение общением приутихли, и появился научный зуд.